Ромен Гари, хамелеон
Шрифт:
Павлович брал на себя обязательство выплачивать Ромену Гари причитающиеся тому суммы, после того как счета будут проверены по запросу Шарля-Андре Жюно. В соглашении не учитывалось вознаграждение, получаемое Полем Павловичем как литературным экспертом «Меркюр де Франс».
Кроме того, Поль Павлович обязался строжайшим образом хранить тайну личности Эмиля Ажара в течение всего времени, пока он будет выступать под его именем. Наконец, порядок обнародования информации о подлинной личности Эмиля Ажара в случае смерти Ромена Гари устанавливается, без нарушения авторских прав писателя и/или его наследников, по взаимному согласию Поля Павловича и Шарля-Андре Жюно (либо заменяющей его комиссии).
Все споры, которые могут возникнуть между сторонами, разрешаются единоличным арбитром, назначаемым по соглашению сторон, либо, при невозможности урегулировать
К перечисленным шести пунктам контракта Гари и Павловича был добавлен седьмой, в котором оговаривались действия сторон и их представителей после смерти Ромена Гари. В этом случае размер выплат, причитавшихся Полю, сокращался до двадцати процентов, считая от начала календарного года смерти писателя.
Аналогичным образом — с начала календарного года — прекращался срок действия соглашения в случае обнародования информации о личности Эмиля Ажара по взаимному согласию сторон. Если это произойдет при жизни Ромена Гари, Поль Павлович имеет право на выплаты по произведениям, опубликованным в течение срока действия соглашения.
Если Поль Павлович раскрывает тайну личности Эмиля Ажара без согласия Ромена Гари или его наследников, он немедленно теряет право на выплаты, предусмотренные данным соглашением.
Если же, напротив, Ромен Гари раскрывает тайну личности Эмиля Ажара без согласия Поля Павловича, предыдущий пункт не применяется и Павлович продолжает получать оговоренные сорок процентов прибыли, вплоть до конца календарного года смерти Ромена Гари.
Заключив это соглашение, Гари завершил литературное завещание «Жизнь и смерть Эмиля Ажара», в котором содержались указания, как и когда должна быть обнародована информация о подлинной личности Эмиля Ажара.
107
Второго мая 1979 года Ромен Гари получил подтверждение, что новый вариант «Цветов дня» под названием «Грустные клоуны» выйдет в июне. Хотя порой утверждалось обратное{802}, Клод Галлимар знал, что «Грустные клоуны» — не новое произведение. В предисловии Гари объяснял, что главным недостатком «Цветов дня» было
<…> то, что Роже Мартен дю Гар называл «желанием сказать лишнее», и фантазия, не знающая чувства меры, которая зачастую заставляла мой голос звучать пророческим реквиемом: нам было пять лет накануне событий в Будапеште, шестнадцать накануне событий в Праге и двадцать накануне дня, когда слово «ГУЛАГ» благодаря Солженицыну вошло, наряду со словом «Освенцим», в наш лексикон.
Обрабатывая текст, Гари внес в него лишь незначительные поправки. Главным образом он хотел переиздать книгу потому, что первый вариант, вышедший в 1952 году, не имел никакого успеха. А ведь этот роман был ему очень дорог: Жак Ренье и Ла Марн-Бебдерн — его родные братья. Один живет в постоянной тревоге, а другой, чтобы избавиться от мук, добровольно становится шутом.
Спешу, однако, предупредить читателей, еще не привыкших к моему специфическому юмору: я остаюсь непоколебимо верен идеям, которые высмеиваю, и мои нападки на них объясняются лишь желанием испытать их на прочность. С тех самых пор, как я начал писать, ирония и юмор всегда были для меня средством проверить истинность тех или иных ценностей: это испытание огнем, которому верующий подвергает свою веру, дабы она вышла из него еще более просветленной, убежденной, совершенной.
«Грустные клоуны» вышли тиражом 30 тысяч экземпляров, из которых уже через три недели были проданы 25 тысяч, так что надежды Гари оправдались сполна. В «Трибюн де Женев» появилась разгромная статья о «Клоунах», подписанная инициалами Э. Д., под названием «Последняя мыльная опера Ромена Гари».
Но далеко не все встретили книгу с усмешкой. Франсуаза де Камбрус из «Франс-Суар», например, назвала ее «блестящим номером автора»{803}.
Несмотря на успех «Света женщины» и «Страхов царя Соломона», Ромен Гари оставался человеком грустным. Жил один. Делал всё, чтобы избавиться от своих любовниц. Диего, которому было уже семнадцать, чувствовал себя угнетенным чрезмерной опекой отца. Гари советовался с Рене Ажидом, но советам не следовал, ходил на массаж к Пьеру Палларди, который рекомендовал ему отказаться от антидепрессантов, прописанных доктором Бертанья, заниматься физкультурой и перестать встречаться с несколькими женщинами за один день. Когда тревога
Даже в страшные дни до и после смерти Джин Сиберг Гари продолжал работать, по его собственному выражению, «без подстраховки» над своей последней книгой «Воздушные змеи». Писать в состоянии постоянного напряжения, одновременно не выпуская из вида воспитание сына, действительно требовало больших сил.
Чтобы достоверно изобразить людей, которые спасли честь Франции, с риском для собственной жизни укрывая в своих домах сотни евреев, а главным образом детей, родители которых были депортированы, Гари воспользовался историей пастора Андре Трокме и его супруги Магды {805} . Во время войны они создали в протестантской деревушке Шамбон-сюр-Линьон целую организацию помощи евреям, в которой были задействованы большинство местных жителей. Андре Трокме удалось убедить их, что, давая кров и пропитание преследуемым фашистами евреям, они спасают свою душу. Обо всем этом Гари узнал из книжки Филипа Хэлли The Story of the Village of Le Chambon and How Goodness Happened There. [106] {806}
106
«История деревни Шамбон, или Как добродетель снизошла сюда».
Всю жизнь по окончании Второй мировой войны Гари задавался тем же вопросом, что и Теодор Адорно: можно ли еще писать стихи и романы после Освенцима? Его ответ на этот вопрос — провокационные книги «За Сганареля», «Пляска Чингиз-Хаима», «Европа». В своем последнем произведении он на элегической ноте закончил то, что начал сарказмом: преодолевая сомнения, попытаться восстановить культурную преемственность после Холокоста.
Вступив в опустошенное варшавское гетто, Гари испытал настоящий шок не только потому, что в этих местах пострадала часть его семьи, но и потому, что здесь было попрано человеческое достоинство. Работая над своим последним романом, он стремился спасти хотя бы обрывки прошлого, восстановить часть порушенного. Эта книга задумывалась как песнь надежды и веры во времена, хотя и далекие, но, возможно, ожидающие нас впереди, когда миром будет править гуманизм.