Ромео с большой дороги

Донцова Дарья

– Странное дело… – прошептала она.

– Что такое? – насторожилась я.

Феня вытащила ингалятор, сделала несколько пшиков и неожиданно воскликнула:

– Рита выгнала меня вон, не захотела общаться, вычеркнула из жизни! Это красиво?

– Нет, – помотала я головой.

– А я ведь действительно считала Маргариту своей дочерью, – покашливая, продолжала Феня, – поэтому решила простить ее. Понимаете?

Я кивнула.

– Но не получается, – протянула няня. – Никак! И вот странность: чем больше времени проходит, тем крепче обида. Должно быть наоборот, люди с годами забывают многое, а со мной по-иному произошло. Сейчас просто ненавижу Риту! Да,

ненавижу. Знаете, что мне иногда кажется?

Большие яркие карие глаза в упор уставились на меня.

– Что? – осторожно поинтересовалась я.

– Порой кажется… готова убить Риту… за оскорбление… Да, вот так! Обидно до боли. Пережить не могу. И, честно говоря, сейчас радуюсь ее неприятностям. Нехорошо, наверное, но так случилось. Ненавижу! Прощайте!

Нянька встала из-за стола и сделала пару шагов.

– Осторожнее! – воскликнула я.

Но поздно – пожилая дама, налетев на соседний столик, чуть не упала.

– Да, стекла пора менять, – закашлялась она, потирая бедро, – глаза никуда не годным стали.

Чуть прихрамывая, нянька вышла из зала. Я позвала официантку и заказала себе еще кофе. Прикончив чашку, я попросила счет, расплатилась, подхватила свою сумку и собралась уходить.

– Вы газету оставили, – подала голос официантка.

– Она мне не нужна, выбросьте, пожалуйста.

– Ой, кошелек! – закричала официантка. – Под газеткой лежит. Хорошо, что не ушли!

Я уставилась на столик. Действительно, там лежало портмоне, сильно потертое, далеко не новое. Память услужливо развернула картину: вот Феня в самом начале нашей беседы принимается выкладывать из сумки барахло – ищет газету, показывает мне «Инопланетные новости», кладет газету на столик и случайно накрывает кошелек. Отчего пожилая дама, уходя, не вспомнила о деньгах? Так ведь она не собиралась расплачиваться, предоставила эту обязанность мне.

– Вы знаете мою собеседницу? – повернулась я к официантке.

– Первый раз вижу, – ответила та.

– Странно, мне показалось, что она тут постоянная посетительница.

– Я работаю всего три дня, – призналась девушка.

Я взяла портмоне, вышла на улицу, уселась в машину и заглянула внутрь. Содержимое удивило. Честно говоря, ожидала обнаружить пару потертых десятирублевых бумажек, проездной и какое-нибудь пенсионное удостоверение, но в отделениях лежало десять тысяч рублей и сто долларов. И еще листок, на котором были написаны номер телефона и имя «Евгений». Следовало найти Феню и вернуть ей как можно скорей потерянное богатство. Но как отыскать старуху? Феня пошла на работу, место ее службы я не знаю. Бабуся, правда, упомянула, что офис фирмы, где она «следит за порядком», в паре минут ходьбы от кафе. Но на улице теснятся дома, первые этажи которых занимает множество всяких фирм. Начать, что ли, заглядывать в конторы и спрашивать: «Простите, не здесь ли работает завхозом бабушка по имени Феня? Особые приметы: бифокальные очки и плохие зубы…»

Тут только до меня дошло, что я не знаю полного имени той, которая вырастила Риту. Феня! Это как же написано в паспорте? Феодора? Феофания? А может, Ефросинья? Вполне вероятно, что «Феню» придумала в детстве Рита. Знала я одну Тату, которую на самом деле звали Мариной. Ладно, имя можно уточнить у Риты, но места службы своей бывшей няни она точно не знает.

Я вздохнула и села в машину. Придется вечером звонить по домашнему телефону или рулить в совхоз «Светлый луч», иного способа вернуть пропажу бабушке нет. Представляю, как она расстроится, обнаружив отсутствие кошелька. В нем, наверное, лежит все ее состояние!

Так, составим

план дальнейших действий. Сначала еду на улицу 1905 года, где пытаюсь осторожно узнать: жива ли Алевтина Кулькина и в каком она состоянии. По словам Фени, вдове должно быть за шестьдесят, большинство людей в этом возрасте вполне разумны и деятельны, а месть – такое чувство, которое с годами, как коньяк, делается крепче. Так что с головой у нее должно быть все в порядке. Не считая помешательства на дате «15 мая».

Поболтаю с соседями, расспрошу их, многое станет понятным. Потом, если собранная информация удовлетворит, можно будет переговорить с самой Алевтиной. Хочу получить ответы на многие вопросы. Например, где Алиса? Каким образом ей или нанятому Кулькиной человеку удалось увести (унести?) девушку из квартиры незаметно для меня, сидевшей у входной двери? Где шуба, в которой Алиса пришла домой с вечеринки? Только сейчас до меня дошла простая истина: похититель или убийца радиоведущей, очевидно, неплохо разбирается в мехах, он хорошо понял, какую сумму можно выручить за розовую шиншиллу, и прихватил манто. Мне необходимо отыскать шубу, иначе Танюшка навсегда останется в Ложкине, болезненно ревнивый Сергей не простит жене обмана.

А еще мне очень не нравится идея Кулькиной уничтожить членов семьи Волковых. Эта Алевтина, серийная убийца, хитрая, злая и расчетливая, решила отомстить даже Рите! Девушка-то здесь при чем? Ей в год, когда случилось похищение фальшивых денег, исполнилось семь лет. Впрочем, Ксюше и Алексею было ненамного больше, но этот факт не остановил убийцу. Следует быть крайне аккуратной, общаясь с Кулькиной. Как же мне расспросить ее, чтобы не вызвать подозрений и не спугнуть? Очень сложная задача!

Может, представиться детективщицей? Вот здорово придумала! Я назовусь Татьяной Устиновой, прикинусь звездой, которая ваяет роман о… скажем, об инкассаторах…

Впереди вспыхнул красный глаз светофора. Нога автоматически нажала на тормоз. Не пойдет! Вдруг Кулькина увлекается криминальными романами и видела фото Устиновой на обложках? Если честно, я похожа на любимую народом писательницу, как грелка на табуретку. Ну ничего общего между нами нет!

Назваться ученой, собирающей материал для диссертации? Социальным работником, который ходит по домам, волнуясь о пенсионерах, проверяет, не нужна ли кому из стариков помощь? Нет, в подобное не поверит ни одна душа.

Так и не придумав ничего достойного, я добралась до нужного дома и безо всяких препятствий вошла в подъезд. Домофона тут не имелось, в лифте омерзительно воняло, а на лестничной клетке, около квартиры Кулькиной, громоздились полуразломанные ящики.

Не успела я поднести руку к звонку, как створка распахнулась и на площадку выскочила девочка-подросток, по возрасту чуть младше Маши, вся размалеванная дешевой косметикой и обвешанная цепочками из эрзац-золота.

Тут только до меня дошло: у Кулькиной имеется ребенок, Алевтина живет не одна.

– Вам кого? – удивилась девчонка и мерно задвигала челюстями.

– Скажи, солнышко, – нежно спросила я, – бабушка дома?

– Чья? – еще больше изумилась школьница.

– Твоя.

– Моя?

– Да-да.

– Она померла, – достаточно равнодушно сообщил подросток. – Уж полгода прошло.

– Вот беда! – совершенно искренно воскликнула я.

– Кому как, – засмеялась «добрая» внучка. – Слава богу, избавились! Такая противная, ваще! Прикиньте, она палкой дралась, посуду об пол била, горшок разливала. Ко мне подруги зайти боялись – бабка из комнаты выходила и ну орать, да все матом. Еле дождались, пока сдохла!