Ромейский талисман
Шрифт:
– И что?
– А то не ведаешь! Нежить всякая бывает. Иная нежить через укус человека в себе подобного превратит.
– Чур меня! – Дюжа испуганно схватился за шолку на своей могучей шее. – Вскую говоришь, хозяин. Или с умыслом пужаешь?
– Не пугаю, предупреждаю только.
– Зачем тогда взял их на кумвар?
– Девиц этих жалко стало. Больно баские девки, одна другой краше. Коли светленькая эта, Ольга, правду говорит, то она псковскому воеводе дочерью приходится. И Олегу-князю сродственница.
– А коли брешет?
– Чую, не лжет она. Особая это девица. Какая-то сила в ней есть непонятная. Да и волхва нельзя без помощи оставить, Перуна гневить.
– Ох, гляди, хозяин,
– Чего удумал! Наших, русских – за борт? Девчонок, волхва больного? Нешто я хазарин поганый? Довезу их до Киева, а там будь что будет.
– Беды бы они какой нам не принесли. И потом – корысть нам с них какая? У них и за душой ничего нет. – Кормчий внезапно оскалил зубы в глуповатой улыбке. – Или на девку какую глаз положил, а, хозяин?
– Нелепо говоришь. Я человек простой, и жена у меня есть. За доброту мою мне воздастся. А ты лучше за рулем следи. Больше пользы будет.
II
Кривой Олав быстрыми шагами продвигался по узким улочкам Подола, спеша к гавани. Некоторые из встречных горожан узнавали княжеского сказителя, кланялись, осведомлялись о здоровье. Олав отвечал сухо и скупо, на ходу, шел дальше. Еще вчера скальд узнал, что в Почайну вошел торговый корабль из Херсонеса. Теперь же Олав спешил на встречу с его капитаном. Сообщить новости и получить вознаграждение.
Когда-то Олав служил еще соправителям киевским Аскольду и Диру. Потом, когда дружина Аскольда и Дира пошла походом на Ромею, отправился с ними – и попал к грекам в плен. Олав до сих пор с трепетом вспоминал тот страшный день, когда его вместе с десятками других пленников, славян и норманнов, вывели на форум в центре ромейского лагеря, окруженный железными рядами стратиотов, и войсковые палачи начали вязать пленников и калить на огне стальные зазубренные вилы. Олав стоял в толпе пленных и думал о том, что умрет бесславно, как раб, корчась под раскаленным железом палачей. Вот тут-то и подошел к нему рослый ромейский офицер в богатом панцире и красном плаще и спросил на хорошем норманнском языке:
– У тебя на шее была гривна. За что получил?
– За хорошую службу, – отвечал Олав.
– Ты прославленный воин?
– Я слуга княжеский. И скальд.
– Скальд? – Офицер, казалось, был удивлен. – Сказитель? Выходит, ты и грамоте обучен?
– Обучен, – ответил Олав.
– Клянусь скалами Афона! Одноглазый рапсод! Впервые в жизни вижу грамотного норманна. – И офицер что-то сказал по-гречески солдатам охраны. Солдаты захохотали, палачи вместе с ними. Олава немедленно вывели из толпы пленных, а потом для прочих пленников началась экзекуция, и Олав мог наблюдать, как палачи выжигали глаза его товарищам по несчастью. Он слышал вопли и стоны, шипение железа в глазницах, дышал воздухом, пропитанным смрадом горящей человеческой плоти, и лоб его покрыла испарина, а руки тряслись от страха, как у запойного пьяницы. Никогда прежде Олав не испытывал такого ужаса. А потом офицер вновь подошел к нему и велел идти за ним в шатер.
– Я могу сейчас же отдать тебя палачам, варвар, – сказал ему офицер. – Они выколют тебе уцелевший глаз, отрубят пальцы и вырежут язык, чтобы ты больше не мог сочинять свои мерзкие песни. Клянусь Богом, ты это заслужил. Но я подумал, что ты можешь принести пользу моей стране. Я пощажу тебя, и ты вернешься на родину. Но за это ты будешь глазами и ушами империи в доме своего господина. Выбор за тобой. На форум, к палачам, ты всегда успеешь вернуться.
Олав сам плохо помнил, что с ним тогда происходило. За него будто говорил другой человек. Но он сказал «да», и офицер одобрительно кивнул. Через некоторое время
– Завтра мы обменяем тебя на нашего офицера, который попал к варварам в руки, – сказал в итоге человечек. – Твой плен окончен. Но помни, что римское око теперь до самой смерти будет следить за тобой. Будешь служить нам преданно и усердно, станешь богатым. Попробуешь обманывать нас – пожалеешь. Тебя найдут, когда ты нам понадобишься.
Всю ночь Олав пытался заснуть – и не мог. Закрывал глаза – и память воскрешала перекошенные от боли лица киевлян, шипящие в крови железные вилы, крики боли и ужаса, довольные лица палачей. На рассвете его посадили в телегу и куда-то повезли – потом оказалось, к берегу. Там стоял один из норманнских драккаров. Олав вернулся к своим соплеменникам, но радости почему-то не было. Князья вызывали его к себе, говорили с ним – он же лишь смог рассказать им о том, как ромеи поступили с пленными.
– А тебя что пожалели? – спросил его Дир.
– Умаялись они, – ответил Олав. – Меня и прочих на другой день должны были казнить. А потом вот решили обменять.
– Повезло тебе, – сказал Дир и похлопал скальда по плечу. – Поди, отдохни. Говорить потом будем.
Разговор с князьями, которого Олав так боялся, почему-то так и не состоялся – скорее всего, Аскольд и Дир в своих заботах просто о нем забыли. Поход вскоре окончился, и киевское войско повернуло обратно, уходя из ромейских земель. Олав вернулся в Киев. А потом пришел Хельгер с новгородцами, убил Аскольда и Дира, и Олав начал складывать песни теперь уже для Хельгера. Прошло много времени – год или поболее, – и воспоминание о ромейском плене начало стираться из памяти Олава. Но только подошел к нему однажды на улице Киева какой-то незнакомец и предложил пройти с ним для важного разговора. Так Олав узнал, что ромеи не забыли о нем, и получил первое задание – прознать, собирается ли Хельгер вести войну с хазарами на востоке или же идти на запад. Олав вначале испугался, но незнакомец вручил ему мешочек с серебром – и княжеский сказитель взял деньги. Отказаться от серебра он не мог.
С тех пор прошло почти тринадцать лет, и за эти годы Олав вполне освоился с ролью ромейского шпиона. Он вызнавал важные сведения в Вышнеграде – ромеи ему за это платили. Никто его не подозревал, свирепый Хельгер благоволил к нему. Боги улыбались Олаву: за эти годы Хельгер ни разу не воевал с византийцами. Собирал под свою руку разрозненные славянские племена от Ладоги до устья Днепра, бил хазар и венгров, но похода на Ромею не замышлял. И совесть не очень мучила Олава: ведь ромеи не были врагом Руси – во всяком случае пока, – а деньги, которые он получал за те сведения, что добывал, были хорошие. Правда, тратить их приходилось очень и очень осмотрительно, чтобы не заподозрили чего. Но Олав был осторожен.
Близ замолов собралось много народу, и Олав не сразу отыскал византийца. Грек, коренастый, плотный, широкоплечий, стоял рядом с пристанью, к которой пришвартовался его корабль и следил, как разгружают судно.
– Доброго тебе дня, господин, – сказал Олав, подойдя ближе.
– И тебе, друг мой. – Грек весьма чисто говорил по-русски. – Ты ищешь меня?
– Ты ведь прибыл из Херсонеса?
– Истинно так. Привез доброе вино, ткани, много других товаров.
– Я Олав-Скальд.
– Я знаю, кто ты. Евсевий сказал мне о тебе. Желаешь поторговать, посмотреть мои товары здесь или пойдем на корабль?