Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
Шрифт:
Однако и лазутчик посреди шумного пира не забывал о своем задании.
— Командор! — прошептал Ивасэ, завидев прямо у себя перед глазами ухо Кураноскэ.
Тот обернулся, прихлебывая из чарки сакэ, и встретился с пытливым, до странности трезвым взором.
— Командор, вы ведь все же, наверное, поступите именно так, как мы рассчитываем?
— Ну, ясное дело! А то как же! — бросил Кураноскэ, явно только чтобы отвязаться от докучного собеседника, однако был в этом ответе некий многозначительный подтекст, отчего Ивасэ стало не по себе.
— И… и когда же? — переспросил он.
— Да вот ужо…
С этим неопределенным восклицанием
— Нынче вечером! Ага! Нынче вечером!.. П-прошу прощенья и откланиваюсь…
Распрощавшись таким образом с опешившим от неожиданности лазутчиком, Кураноскэ раздвинул сёдзи и шагнул в коридор. Одна из девочек вышла его проводить.
Судя по всему, командор собрался по нужде. Ивасэ провожал Кураноскэ взглядом и видел, как тот неуверенно ступает по галерее, опираясь на руку девочки, а когда отвел глаза, встретился взором с Аидзавой.
Кураноскэ вышел из сада за ворота и принялся звать уличных носильщиков с паланкином. Усевшись в паланкин, девочке он наказал больше в ту комнату не возвращаться, а если потом будут спрашивать, то сказать, что, мол, отправился в Симабару. [142] Девочка покорно кивала, стоя со сложенными перед грудью руками, спрятанными в длинные рукава кимоно. Когда паланкин тронулся, Кураноскэ, оглянувшись, видел, что она все стоит в кругу света от уличного фонаря, подвешенного к стрехе. Тоскливое чувство вдруг заполонило душу, и он подумал, что надо, заглянув по дороге к Дзюнаю Онодэре, без промедления отправляться в Эдо, куда путь лежит через пятьдесят три почтовые станции тракта Токайдо. [143]
142
Симабара — здесь: название веселого квартала в Киото.
143
Тракт Токайдо с пятьюдесятью тремя почтовыми станциями — основная дорога, соединявшая Эдо с Киото и Осакой.
— Что-то пить хочется, — сказал он носильщикам, — остановитесь-ка у какого-нибудь колодца.
Молодой человек, громко хлопнув калиткой, вбежал во двор жилого дома, расположенного в глубине квартала на Пятой линии. [144] Это был Хаято Хотта.
— А, вернулся! — приветствовал его голос из-за бумажной перегородки, который явно принадлежал Пауку Дзиндзюро.
— Начальник! — раздвигая фусума, откликнулся Хаято с радостным оживлением, будто бы собирался поделиться важным открытием. — А наш Оиси-то отправляется в Эдо!
144
На пятой линии. — В Киото, спланированном по образцу танской (династия Тан: 618–906 гг.) столицы Чанъань, улицы пересекаются под прямыми углами, образуя подобие шахматной доски. Пересекающие центр с востока на запад проспекты называются линиями и имеют порядковые номера.
— Да ну?! — явно удивился Дзиндзюро и сел на постели. — Как это вы проведали, сударь?
— Да вот к тому их самурайскому старшине, за которым я приглядывал, собрались человек
— Вот как?
Лицо Дзиндзюро приобретало все более озабоченное выражение. — Неужели они?.. Да нет, не может быть, чтобы они прямо сейчас на дело собрались…
— Отчего же, вполне возможно, что и так…
— Ну-ну… — хмыкнул Дзиндзюро, опуская скрещенные на груди руки. — Во всяком случае, оставлять это без внимания нельзя. Вот что, сударь, надо и нам без промедления трогаться в путь. Так мы, пожалуй, без особой спешки нагоним его где-нибудь неподалеку от Сэта.
Тотчас же оба вытащили пожитки из шкафа и принялись собираться в дорогу. Подвязывая шнурками обмотки, Дзиндзюро поднял голову, посмотрел наверх и позвал:
— Эй, господин Кин!
Вместо ответа со второго этажа донесся громкий храп.
— И здоров же спать! Пожалуй, Кинсукэ лучше оставить здесь.
— Да, пусть тут приберется после нас. С собой его брать смысла нет — вряд ли нам такой попутчик пригодится.
— Это верно, — заметил Хаято, оправляя воротник кимоно, — да мы, наверное, скоро вернемся. А если нет, пошлем за ним гонца. Пока что пусть тут без нас развлекается.
Наскоро набросав письмецо Кинсукэ с объяснением, они, не медля ни минуты, выбежали из дома и припустились трусцой по дороге в сгущающемся сумраке.
Миновав Кэагэ, неподалеку от подъема Хинаока они увидели впереди довольно большую группу путников. Сердце у Хаято забилось быстрее.
— Похоже, это они и есть!
— А что, сударь, — спросил Паук, — кто-нибудь из них знает вас в лицо?
— Да нет… Если бы не этот тип, что прикидывается нищим, беспокоиться было бы не о чем…
— Пожалуй, — кивнул Дзиндзюро.
Как на грех, ночь была лунная.
— Вот что, — продолжал разбойник, — надо бы нам их где-то обогнать и первыми добраться до Эдо, всех предупредить. Небось, те молодчики, что подосланы Янагисавой, еще ничего не знают?..
— Если бы знали, наверное, сейчас тоже были бы в пути, как и мы. Может быть, они где-то тут, неподалеку…
— Если только этот Нищий с ними уже не разделался. Работают они больно бестолково. Будь ты хоть трижды лазутчик, если хочешь подобраться к противнику вплотную, нужно превратиться в привидение — чтобы тебя не видно было и не слышно, а они…
Стараясь не отстать от Кураноскэ и его спутников, Паук, быстро шагая по дороге, на ходу авторитетно и уверенно излагал свою теорию. Хаято же, не теряя бдительности, то и дело оглядывался назад.
Дорога теперь пролегала под сенью пышных криптомерий.
— Нету? Куда же он подевался?!
Это Ивасэ отправился на разведку вскоре после того, как Кураноскэ с ним распрощался. Он полагал, что командор, возможно, просто свалился спьяну где-нибудь в соседней комнате, да так и остался лежать, но в номерах наверху никого не оказалось.
Ивасэ понял, что дал маху, забеспокоился и велел разыскать девочку, которая провожала Кураноскэ. Девочка сказала, что его милость нанял паланкин и отправился в Симабару. Мысленно ругнув командора за этот переполох, Ивасэ все же немного успокоился. Ему было известно, что среди пьянчуг бывают такие, которые завалятся в одно место и там сидят до конца, а бывают и такие, которым непременно надо кочевать из одного заведения в другое. Ему и в голову не приходило, что Кураноскэ собирался срочно отправиться в Эдо.