Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
Шрифт:
— Наведаюсь-ка я в Эдо.
Тут же, не тратя время на сборы, и тронулся в путь, надев глубокую соломенную шляпу, прикрывавшую лицо. С собой брать никого не стал.
О своем появлении в Эдо Кураноскэ никому заранее не сообщил. Судя по всему, он собирался навестить несколько человек, которых наметил заранее, и вскорости вернуться в Хираму. Встретиться он решил с Тюдзаэмоном Ёсидой, Соэмоном Харой и Дзюнаем Онодэрой, а посовещавшись с ними, действительно намеревался вернуться восвояси. Остальные ронины были порядком удивлены, когда разнесся слух, что командор объявился в Эдо.
Кое-кто пытался его отговорить, утверждая, что поход в Эдо чреват опасностями, на что Кураноскэ только с кривой усмешкой переспрашивал: «Да неужели?!» Вскоре он, как обычно, никому ничего не говоря,
В тот день Кураноскэ на пути из Эдо в Хираму дожидался в чайной у переправы Рокуго, пока лодка перевозчика вернется с другого берега. Уже начинало смеркаться, и безоблачный небосвод окрасился багрянцем вечерней зари. На охваченном пламенем горизонте маячили горные вершины и распадки — пурпурно-лиловая гряда невысоких гор в Сагами [160] и в краю Каи, [161] а на ее фоне отчетливо вырисовывалась громада Фудзи.
160
Сагами — провинция в центральной части острова Хонсю на территории нынешней префектуры Канагава.
161
Каи — также провинция в центральной части острова Хонсю, граничащая с провинцией Сагами.
— На вершине-то уже снег, — сказал про себя Кураноскэ, вглядываясь в даль.
Близился конец октября, и с полей, еще недавно радовавших взор осенними красками — золотистыми волнами колосьев, — уже свезли убранный урожай, оставив лишь наводившее унынье пустынное после добросовестной косьбы жнивье. Дерево хурмы было расцвечено яркими, как фейерверк, плодами. Вероятно, их не стали собирать оттого, что были слишком терпкие на вкус. На ветвях примостилось несколько ворон. Скоро ноябрь, потом декабрь… Время летит быстро.
В Эдо те ронины, что предполагали вскорости выступать, уже готовились всерьез. Решено было, что к намеченному дню все соберутся в Эдо из окрестных городов и весей. Кансукэ Накамура, отправившийся вместе с женой в Сиракаву, что в краю Осю, [162] срочно вернулся по вызову. Кадзуэмон Фува, который еще при жизни покойного князя за некий проступок был отправлен в отставку, проявил истинное мужество и верность долгу, примкнув к отряду ронинов. Все были в полной боевой готовности и могли по первому приказу идти в бой. Однако подготовка требовала некоторого времени, да к тому же достоверных сведений о противнике пока добыть так и не удавалось.
162
Осю — китаизированное название провинции Муцу на северо-востоке острова Хонсю.
Весь расчет был на решительную победу — они не могли допустить неудачи. Конечно, если эта попытка окончится провалом, в дальнейшем, наверное, не исключено было бы попробовать еще раз, собрать новый отряд… Но в сущности это было невозможно. Для Кураноскэ никакой второй попытки быть не могло. Он шел ва-банк — пан или пропал! Либо полная победа, либо позорное поражение. Не должно было быть никакой неуверенности, никаких колебаний — иначе выступать было бесполезно. Кое-кто из ронинов допускал, что в крайнем случае можно будет предпринять вторую попытку, но Кураноскэ в ответ только усмехался и не вступал с ними в споры. В том не было необходимости. Для всех так или иначе провал был равносилен смертному приговору.
От подписавших когда-то присягу на верность и месть ста пятидесяти человек осталось к этому времени чуть больше трети, что подтверждало непреложную истину: не так уж много на свете людей, способных пожертвовать собой. Настоящий
Самураи немало потрудились для построения этого общества и заняли в нем господствующее положение, противопоставив себя мещанам. Однако созданная ими же система, в которой самураи стали привилегированным сословием, имеющим склонность к мясоедству, [163] их же и развратила. Очевидно, качества истинного самурая следует искать вне системы сословных привилегий. Самураи встречаются и среди мещан. В то же время среди выходцев из знати, принадлежащих к этому сословию, могут обнаружиться трусы, как Синдо или Кояма, а среди оставшихся верными присяге — восемь десятых незнатного происхождения. Система, созданная для того, чтобы надежно предохранять это общество от потрясений, как волнорез предохраняет берег от волн, не просто загнивает — но даже сейчас, когда в обществе формально, казалось бы, царит порядок, разве она не подтачивает общественные устои изнутри, способствуя их предстоящему крушению?
163
В средневековой Японии (единственной из стран восточной Азии, где в равной степени получил распространение буддизм) мясоедство считалось пороком и в принципе до второй половины XIX века практиковалось только в виде исключения самураями. Из рациона простолюдинов мясо, в особенности мясо животных, было исключено.
Все в нашем мире движется, все меняется. Вот уже и в провинции система постепенно разрушается. Можно ли радоваться тому, что среди самураев клана Ако все же нашлось пятьдесят истинных рыцарей? Что бы ни говорили о возможности второй попытки, никакого повтора не будет — все решится здесь и теперь. Если бы дело было не сейчас, а лет двадцать-тридцать спустя, то, может быть, и пятьдесят человек набрать было бы трудно…
Так что же, считать, что мне повезло? — думал Кураноскэ, созерцая расстилавшуюся перед его глазами гладь реки, неторопливо катящей воды к океану. Пока было неясно, когда именно придет желанный миг победы, но проигрывать он не собирался. Он был настолько исполнен уверенности в победе, что хотелось во всеуслышание крикнуть: «Мы им покажем!»
Лодка наконец прибыла, и Кураноскэ, спустившись под откос из чайной, зашел на борт, смешавшись с прочими пассажирами. Стремясь непременно попасть в ту же лодку, вслед за ним проскользнула неизвестно откуда взявшаяся Осэн.
Вечером того же дня Хаято Хотта и Паук Дзиндзюро направились из Окидо, что в квартале Таканава, в сторону Токайдоского тракта, а добравшись до него, повернули в сторону Кавасаки и через некоторое время были уже у цели. К тому времени, когда они входили в Кавасаки, во всех больших харчевнях в городе уже были опущены жалюзи и задвинуты ставни на ночь. Даже в тех заведениях, что всегда были открыты допоздна, уже тушили огни и закрывали двери. Впрочем в одном трактире хозяин, заносивший подушки для сиденья с веранды в дом, завидев прохожих, приостановился и окликнул их:
— Не желаете ли заглянуть?
Однако Хаято и Дзиндзюро прошли мимо и вскоре свернули со столбовой дороги влево. Дальше начиналась проселочная дорога, пролегавшая через безлюдную местность. Пройдя еще немного, они добрались до ручья. Рядом стояла деревянная часовня с небольшим изваянием бодхисаттвы, как в эдоском храме Хориноути. Зайдя во дворик часовни, путники начали оглядываться по сторонам.
— Сюда! — послышался голос в полутьме.
Из-под священного дерева гинкго, вздымавшегося в небеса словно исполинская перевернутая метла и уже растерявшего большую часть листьев, с улыбкой на миловидном личике выходила к ним навстречу Осэн.