Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах
Шрифт:
Хёбу Тисака, командор клана Уэсуги, пытается помешать Кураноскэ, разрушить его планы. Но Хёбу предстает в романе вовсе не злодеем. По своему, личность его не менее симпатична читателю, чем личность самого Кураноскэ. Он радеет об интересах своего клана и без лести предан сюзерену. Он по-отечески заботится о своих самураях, оплакивает гибель каждого воина. Он с презрением относится к Кире, но готов защищать мерзкого старика ценой своей жизни и жизни своих людей лишь потому, что тот доводится отцом его господину. Хёбу тоже «рыцарь чести», носитель благородных принципов Бусидо и достойный противник командора клана Ако, но ему суждено потерпеть поражение в схватке с сильнейшим.
Большинство самураев, выведенных в романе, готовы пожертвовать всем ради чести и долга вассальной верности, но все они прежде всего живые люди. Отважный рубака Ясубэй Хорибэ трогательно заботится о своем приемном отце, который тоже находит
Не каждый в союзе мстителей готов отринуть до конца мирские соблазны, не все выдерживают до конца испытание временем, которому подвергает их Кураноскэ.
Невольно став причиной самоубийства любимой девушки, разочаровывается в Пути самурая и покидает соратников Сёдзаэмон Оямада. В урочный час штурма поддается увещеваниям брата и не присоединяется к друзьям отчаянный смельчак Кохэйта Мори.
Но сорок семь ронинов идут на штурм укрепленной усадьбы Киры — и побеждают, а победив, завоевывают сердца современников и потомков. Их месть в романе трактуется не просто как успешно осуществленная вендетта, но как символический акт протеста, как вызов обществу, погрязшему в плотских удовольствиях «быстротекущей жизни» и готовому предать забвению рыцарские добродетели Бусидо. Устами Кураноскэ автор призывает современников и потомков оглянуться на славное наследие «самураев былых времен», равняться на героических предков и не опускаться до торга с власть предержащими, когда на карту поставлена честь.
Что ж, совет хорош — и, наверное, не только для японцев. Из окна моего дома в Таканаве открывается вид на храм Сэнгаку-дзи, где похоронены сорок семь верных вассалов рядом со своим сюзереном. У входа в храм бронзовая статуя командора Кураноскэ. Заложники чести… Можем ли мы, живущие в двадцать первом веке, понять, что вело этих людей по Пути смерти, по Пути самурая? Можем ли мы понять, что означала для них Честь?..
Александр Долин
Незнакомец во мраке
Сёгун отбыл из храма около шести вечера. Как только стража ушла со своих постов, толпа, ожидавшая снаружи, лавиной ринулась во двор, и среди сосен, как дым от костров, взметнулись столбы пыли. Солнце, клонящееся к закату, заливало людей и деревья ослепительным сияньем. Яркие лучи пронизывали кроны сосен и развесистые ветви сакуры, окрашивая в цвета вечерней зари все семь строений обители Годзи-ин, главного храма буддийской секты Синги Сингон [1] области Канто. [2]
1
Сингон — название секты эзотерического буддизма. Синги Сингон (Сингон нового толка) — ее ответвление.
2
Канто — обширная равнинная область в центральной части острова Хонсю, где находится также город Эдо (Токио).
Безоблачное небо распростерлось в вышине полотнищем синего шелка. Это был один из тех весенних дней, о которых в Эдо говорят: «Быть не может, чтобы в такой денек хоть один колокол да не продался». Издали было видно, как блестят и переливаются на солнце копья, мечи, алебарды, обтянутые атласом ларцы и цветные зонтики торжественной процессии.
— Вот уж поистине погодка хороша — как будто подгадала к выезду его высочества, — заметил один из зевак, и все вокруг заулыбались, согласно кивая.
Само собой, для этих людей, родившихся и выросших в мирное время, не было большего удовольствия, чем поглазеть на роскошное, величественное зрелище.
Пьянящий до истомы аромат благовонных священных курений плыл по двору. Толпы богомольцев и зевак переходили из павильона в павильон, заполняя храмовые приделы Сэндзю-до, Сёдэн-до, Дайси-до, Дзёгё-до. Под темными сводами, скрывавшими тайны древнего учения Сингон, горели огни лампад, и смутные блики играли на позолоте створок, прикрывающих алтарные ниши с изваяниями будд. Сквозь дым курений доносилось монотонное бормотание монахов, читающих сутры, и приглушенные голоса молящихся возносились к небу в лучах вечерней зари.
Голоса звучали то громче,
Цветы на ветвях, казалось, только и ждали погожего теплого дня, чтобы раскрыться наконец во всей красе. Там и сям бросались в глаза лиловые, светло-желтые, пурпурные парчовые головные уборы женщин, златотканые обшлаги легких, плавно круглящихся рукавов с жесткой золотой простежкой, придающей шелку объемность, причудливые узлы «кития» [3] на поясах-оби, изящные, по последней моде, одеянья «каноко» [4] в светлых пятнах по цветному полю и лиловые кимоно с орнаментом в стиле Сэнъя Накамуры. [5] Их спутники щеголяли в шафрановых, бледно-голубых, ярко-синих и коричневых накидках-хаори и пунцовых свободных нижних костюмах. У многих кимоно изнутри алели шелковой подкладкой. За самураями в глубоких соломенных шляпах «кумагаи» [6] вышагивали слуги с бородами веером и заголенными волосатыми голенями. Были здесь и врачи в строгих пелеринах из черного крепдешина. Женщины и мужчины в роскошных элегантных одеяниях, будто сошедшие с картин Моронобу, разноцветным потоком текли по дорожкам храма от павильона к павильону, постукивая деревянными сандалиями, оживленно переговариваясь и обмениваясь улыбками.
3
Узлы «кития» — особый способ завязывания декоративных узлов на кушаках кимоно «бантом», вошедший в моду в конце XVII — начале XVIII века с подачи Кития Уэмуры, популярного осакского исполнителя женских ролей в театре Кабуки.
4
«Каноко» — популярный в конце XVII века особый способ окраски тканей, при котором образуется светлый рисунок на темном фоне.
5
Сэнъя Накамура — популярный в первое десятилетие XVIII века актер Кабуки. В действительности лиловые кимоно с орнаментом в стиле Накамуры вошли в моду несколько позже описанных событий, в 1704 г.
6
Соломенные шляпы «кумагаи» конической формы имели хождение в среде служилого самурайства и городской интеллигенции.
Созерцая пеструю толпу, на обочине дороги у центральных ворот стоял молодой ронин. [7] Множество людей, собравшихся поглазеть на зрелище, теснились рядом с ним по обочине, но было в остром взоре узких глаз незнакомца нечто, отличавшее его от прочих зевак. Ронину было на вид лет двадцать с небольшим. На резко очерченном лице выделялась прямая линия носа. Одет молодой человек был по моде того времени, и казалось, была в нем какая-то особая красота, внутренняя привлекательность. Однако лицо ронина, вопреки его нежному возрасту, отнюдь не отличалось мягкостью, неизменно сохраняя суровое и холодное выражение. Особенно заметна была эта холодность во взоре. Красивые, узкого разреза глаза юноши, созерцавшего праздничное многоцветье, в отличие от глаз окружающих его зевак, не отражали ни малейшего волнения или заинтересованности. Взгляд его казался холодным и неподвижным, как стоячая вода. Лишь иногда этот холодный взгляд, упершись в одну точку, становился тяжелым, роняя бесцветные смутные отблески, словно чешуя рыбы в стылой зимней воде. В такие моменты тонкие, изящной лепки, губы юноши кривились в презрительной улыбке, которая выявляла его сокровенные чувства.
7
Ронин — самурай, потерявший в силу каких-либо обстоятельств сюзерена и не приписанный к конкретному клану, т. е. оставшийся вне регулярной службы.