Росас
Шрифт:
В течение нескольких минут они молча наблюдали за дорогой, наконец донья Эрмоса заметила:
— Но почему Тонильо так медлит и не выходит из дома?
— Он уже теперь далеко от нас, дорогая кузина!
— Уверяю тебя, Мигель, что он еще и не выходил: только с этой стороны можно выйти на дорогу.
— Ошибаешься, дорогое дитя! Тонильо настоящий гаучо и не будет идти по следам лошади сзади, я уверен, что он спустился с холма и, проехав пятьсот-шестьсот шагов, снова поднялся наверх и направился к Лос-Оливос по верхней дороге… Вот он, видишь?
В
Минуту спустя они услышали голос этого человека, певшего одну из меланхолических и заунывных песен гаучо, которые все имеют один и тот же мотив, хотя слова их изменяются.
Вскоре он перешел на шаг и направился, не переставая петь, к Лос-Оливос, он исчез среди деревьев и несколько минут спустя появился снова, пустив лошадь карьером и несясь по той дороге, по которой ехал раньше.
— Его преследуют, Мигель?
— Нет, Эрмоса!
— Посмотри, его уже не видно более!
— Я понимаю все!
— Что ты понимаешь? — спросил Луис, у которого не было такой способности к наблюдению, какой обладал Мигель.
— Я понял, что Тонильо не нашел никого в роще, что он слез с лошади, стал искать и нашел свежие следы лошадей, которые направились туда же, куда поехал теперь и он, чтобы убедиться в своих предположениях.
Молодой человек запер окно, и они вернулись в столовую, где едва просидев десять минут, заметили из окна, выходившего на реку, Тонильо, мчавшегося карьером по берегу, он поднялся на холм и скоро достиг дверей дачи.
— Они едут там, сеньор, — произнес он своим характерным тоном гаучо.
— Сколько?
— Трое.
— По какой дороге?
— По верхней.
— Ты видел лошадей?
— Да, сеньор, одну.
— Ты ее знаешь?
— Да, сеньор.
— Ну?
— Та, которая впереди — пегий иноходец, — принадлежит подполковнику Мариньо.
Донья Эрмоса с удивлением посмотрела на своего кузина и дона Луиса.
— Хорошо, сведи лошадей на берег! Тонильо удалился, ведя свою лошадь под уздцы.
— Как! Разве вы уже уезжаете? — спросила молодая женщина.
— Не теряя ни одной минуты! — отвечал ей дон Мигель.
— Как! Мы оставим сеньору? — сказал дон Луис.
— Тонильо останется. Он и Хосе ответят мне за кузину. Я должен этой ночью сопровождать дежурного генерала. Ты ночуешь у меня.
— Боже мой! Еще новые опасности! — вскричала молодая женщина с глазами, полными слез.
— Да, новые опасности, Эрмоса, этот дом не безопасен более для нас — надо искать другой.
— Ну, едем, Мигель! — вскричал дон Луис, сжав губы.
Молодая женщина поняла чувства, волновавшие дона Луиса.
— Ради меня, Луис, ради меня! — сказала она ему таким нежным голосом, что, против своей воли, гордый молодой человек в замешательстве опустил глаза.
— Положись на меня, Эрмоса! — сказал ей дон Мигель, целуя ее в лоб.
Луис, поцеловав руку той, которую он любил, взял плащ и шпагу, поданные ему Хосе.
Два друга удалились
У подошвы холма молодые люди вскочили на лошадей, Тонильо получил приказание оставаться на даче до шести часов утра.
Дон Мигель и дон Луис пустили своих лошадей во весь дух по дороге дель-Бахо. Донья Эрмоса смотрела им вслед, затем, когда они исчезли из виду, она обратила свои глаза, полные слез, к небу и в сердце молилась за них Богу.
ГЛАВА XIII. Где дон Мигель производит ночной обход вместе с дежурным генералом
После безумной скачки, продолжавшейся более получаса, дон Мигель обернулся, не останавливая своей лошади, к своему другу. — Это бесполезно, Луис, — проговорил он, — мы загоним наших лошадей, не достигнув того, чего ты желаешь!
— Разве ты знаешь, чего я желаю?
— Да.
— Чего?
— Догнать Мариньо.
— Да!
— Это не удастся!
— Нет?
— Ты его не догонишь, поэтому только я и подчинился твоему капризу, подобно двум демонам, мчаться по этой дороге, рискуя сломать себе шею.
— Посмотрим! Я его догоню!
— У него в распоряжении двадцати минутами больше времени, чем у нас.
— Не столько.
— Больше!
— Мы уже наверстали по крайней мере десять минут.
— Да если мы и догоним его?
— Один ответит за всех.
— Как?
— Я заведу с ним ссору и проткну его своей шпагой.
— Великолепная мысль!
— Если она и не великолепна, то, во всяком случае, последовательна.
— Ты забываешь, что их четверо.
— Пусть даже пятеро! Но их только трое, он и два его ординарца.
— Четверо: Мариньо, два ординарца и я.
— Ты?
— Я.
— Ты против меня!
— Я против тебя.
— Как хочешь.
Дон Мигель знал гордый и решительный характер своего друга, он боялся, что тот приведет в исполнение свое безумное намерение, но не знал, как помешать этому. Неожиданно, заметив впереди двух всадников, ехавших галопом, почти в том же направлению, в каком мчались и они, Мигель обратился к своему другу:
— Посмотри, Луис, на этих троих людей.
— Безумец, их только двое!
— Ошибаешься, их трое: один впереди.
Дон Луис уже не слушал более: он направил свою лошадь на всадников, которые находились шагах в пятистах от него.
Дон Мигель незаметно улыбнулся, следуя за своим другом, теряющим время, покидая верную дорогу: этого он только и хотел.
Неизвестные, заметив двух людей, мчавшихся к ним во весь дух, задержали своих лошадей.
Молодые люди остановили своих лошадей, только нагнав тех, кого они преследовали, но дону Луису достаточно было одной секунды, чтобы увидеть, что он стоит лицом к лицу со стариком и ребенком. Он закусил губу, догадавшись, что дон Мигель посмеялся над ним и заставил его потерять пять минут времени, не произнося ни одного слова, он повернул свою лошадь и вновь помчался в прежнем направлении.