Росас
Шрифт:
— Он должен был повторить это и здесь! Ну, пошлите этой старой скотине указание писать в следующий раз с большей ясностью о маршах армии диких унитариев! — обратился Росас к другому секретарю.
— Я напишу ему, чтобы он проставлял число при каждом марше.
— Убирайтесь к черту! Пропишите то, что я вам говорю. Продолжайте!
Первый секретарь возобновил свое чтение:
— Тридцатого армия нечистых унитариев снялась с лагеря, направилась к городу Лухан и в пять часов вечера расположилась
Тридцать первого кабесилья Лаваль, оставил в Лухане большую часть повозок и часть артиллерии, увозя с собой только две картечницы и два орудия легкой артиллерии. В этот день состоялся совет начальников частей и офицеров, неизвестно по какому поводу,
Первого кабесилья не двинулся никуда, только два эскадрона отправились, один к Капила-дель-Сеньор, другой к Сарате.
2-го, в 9 часов утра армия диких унитариев двинулась в поход, пройдя лье, она сделала остановку.
В полдень мерзкие унитарии возобновили свой марш.
В час с половиной ночи они остановились.
В два часа опять пошли.
В три часа вся армия остановилась.
В четыре часа они продолжали марш и в пять с половиной часов перешли через ручей де-Ла-Чоса.
В шесть часов дикие унитарии расположились биваком у ворот Рамиреса и разводили костры, разбирая ранчо.
— Больше ничего нет! — сказал секретарь.
— Послезавтра они могут быть в Мерло, даже завтра! — прошептал Росас и вновь с волнением принялся шагать по комнате.
— Что говорится в этом сообщении Лопеса? — спросил он, внезапно останавливаясь после долгого молчания.
В это время на пороге ранчо появился солдат с матэ.
— Нет ли письма без подписи?
— Есть, высокочтимый сеньор.
— Ну, прочтите его целиком. Секретарь начал читать:
— Монтевидео, 1 сентября 1840 г.
Высокочтимый сеньор! Со времени моего письма от третьего дня нет никакой другой новости, кроме той, которая привезена английским военным судном, прибывшим из Рио-де-Жанейро, и состоящей в том, что для командования французской экспедицией, снаряженной для оказания помощи изменникам унитариям, которые продают свое отечество иностранцам, не ощущая могучей руки вашего превосходительства, защищающего отечество от всех, прибыл новый адмирал.
Здесь дикие унитарии продолжают жить в полнейшей анархии.
Одни говорят, что следует повесить Лаваля за то, что он не двигается так быстро, как бы они того хотели, другие…
— Посмотрите,
Действительно в лагере стоял какой-то гул. Солдат вышел, секретари и Корвалан с беспокойством переглянулись.
— Продолжайте! — сказал Росас секретарю. Тот возобновил свое чтение:
— Одни говорят, что следует повесить Лаваля…
— Вы уже читали это, глупец!
Секретарь побледнел и продолжал дрожащим голосом:
— Другие говорят, что не надо стремиться вперед до тех пор, пока…
— Что там такое? — спросил Росас у вернувшегося солдата, тогда как секретарь отметил ногтем то место письма, на котором остановился.
— Ничего, сеньор.
— Как ничего?
— Это какой-то человек продает пирожки, а товарищи говорят, что он — шпион Лаваля.
— Если они говорят, стало быть, это правда! Откуда он идет?
— Я не знаю, сеньор, но, должно быть, не издалека.
— Хорошо! Скажи своим товарищам, что они могут с ним делать, что хотят.
Солдат вышел.
Росас сделал знак секретарю продолжать. Тот повиновался.
— …пока не будут приобретены симпатии всей страны. Кабесилья Лаваль не должен знать, что ему следует делать, так как каждый дает ему различные советы. Что касается Риверы…
Секретарь внезапно остановился.
Почти перед самыми дверьми послышались ужасные крики и страшные стоны.
Солдаты убивали торговца пирожками с радостными и восторженными криками:
— Продолжайте же! — сказал холодно Росас.
— Что касается Риверы, то он не окажет им ни малейшей помощи: он надеется увидеть их всех погибшими.
Ежедневно являются беглецы из Буэнос-Айреса, я знаю из верного источника, что они садятся около Сан-Исидро на французские шлюпки, которые разыскивают их, мне кажется, что следует серьезно наблюдать за этим местом.
Завтра я снова напишу вашему превосходительству, что и делаю каждый раз, как только представляется к тому случай.
Денежное письмо на сто унций получено мной.
Желаю торжества вашему превосходительству!
— Больше ничего!
— Скажите мне, — обратился Росас к Корвалану, — вы не пойдете в город, нет?
— Как будет угодно вашему превосходительству!
— Туда надо съездить: вы разыщите Китиньо и скажите ему, что мне писали из Монтевидео, будто он позволяет целым толпам унитариев бежать около Сан-Исидро, но что я этому не верю, пусть он не позволяет унитариям смеяться над собой, и прибавьте также, что в одну из этих ночей я сам пройдусь по этим местам.