Роскошь изгнания
Шрифт:
Но слушать, как Вернон пробует продать книгу, было ничто по сравнению с тем, что я увидел, пройдя в глубь магазина: Кэролайн была не одна. На краешке ее стола спиной ко мне примостился нескладный долговязый парень. То, как она смотрела на него сквозь толстые линзы очков, не оставляло сомнения, что старания ловеласа не пропали даром. Но поразительней всего была личность ее воздыхателя.
– Доброе утро, Кристофер, – сказал я, поравнявшись с ними. Мне было непросто сохранить непроницаемое лицо. – У тебя что, перерыв?
Кристофер, всплеснув руками, как ужаленный, соскочил со стола и повернулся
– О, папа! Привет! Я просто проходил мимо… понимаешь, я только что вернулся с аукциона в Кемдене и решил заглянуть к Кэролайн поболтать…
Придумать что-то более убедительное его вдохновения не хватило. Тем временем юная леди, о которой шла речь, мучительно покраснев, сосредоточила все свое внимание на скрепках, сооружая из них какую-то сложную конструкцию.
– Так, значит, вы уже знакомы?
– Да, разговаривали по телефону пару раз, – ответил Кристофер. – Но по-настоящему не встречались, то есть лично не встречались.
Их смятение передалось и мне. Что, наверно, естественно для отца: меня настолько волновала сексуальная жизнь дочери, что мне в голову не приходило подумать о сыне. Ваш покорный слуга разрешил ему иметь собственную маленькую холостяцкую квартирку, которую, как я предполагал, он использовал для того же, для чего их всегда используют молодые мужчины. При мысли, что он или кто бы то ни было, коли на то пошло, способен втюриться в Кэролайн, я изумился и даже растрогался.
Отечески взяв Кристофера под локоть, я отвел его от стола к застекленному шкафу, в котором у нас стояли самые дорогие издания.
– Вижу, – мягко сказал я, – ты не позаботился выставить новый ценник на тот комод, как я велел.
В его поведении произошло легкое, но заметное изменение, свидетельствующее о неожиданно возросшей самоуверенности. Я понял, что в том, что касается бизнеса, Кристофер чувствует себя гораздо свободней, нежели в делах сердечных.
– Да, я тебя не послушался. Понимаю, что это подделка, но при всем при том исключительно хорошая. Уверен, будь ты, пап, молодым, то не стал бы…
– Не трудись, – сказал я вполголоса, чтобы Кэролайн не смогла услышать, – не нужно ничего объяснять. Теперь ты хозяин магазина. По всем вопросам сам принимаешь решения. Однако не могу не спросить себя, что сказал бы по этому поводу старина Иммануил.
– Старина кто?
– Кант, Иммануил Кант, тот, кто сформулировал категорический моральный императив.
– А, этот, – с легкой насмешкой сказал Кристофер. – Ну, я думаю, что он не слишком долго бы продержался в антикварном бизнесе.
– Возможно, недолго. И все же послушайся моего совета.
– Какого?
– Если хочешь завоевать Кэролайн, своди ее в Королевский национальный на «Лира».
После этого он, разумеется, вновь стал сама неловкость и застенчивость, так что я сунул пятьдесят фунтов в его липкую лапу, сказал, чтобы он взял один билет и на меня, и направился к лестнице на второй этаж. Вернон еще занимался с покупателем. Я попросил Кэролайн послать старика ко мне наверх, как только он освободится.
Наверху в офисе я очистил письменный стол и расстелил карту Неаполя, собираясь отметить на ней адреса всех Апулья. Но вместо этого долго сидел, в полном унынии уставясь в окно. Всего мгновение мне понадобилось, чтобы определиться с Кристофером.
Пальцы вертели обручальное кольцо. Мысли устремились в привычное теперь русло: Кристофер обхаживает Кэролайн! Кто бы мог подумать? Хотя, можно сказать, они вполне подходят друг другу. Он-то как раз и может подложить мне свинью – жениться и, года не пройдет, сделать меня дедом. Что если так и случится? Ну, в этом тоже есть своя отрада. Для того мы и живем. Буду играть с внуками в саду в Гринвиче, Элен души в них не чает, балует. Какое удовольствие возиться с малышами, когда оборотная сторона этого удовольствия ложится на других. Маленькая девчушка – как будет славно, новая малышка Фрэн. В конце концов они все уходят от нас.
– Клод?
– Заходите, Вернон. Присаживайтесь.
Вернон медленно шествовал между стопками книг, словно священник, направляющийся к алтарю. Я повернулся к нему, и вновь меня поразила неповторимая атмосфера офиса, аура печали, святости и старины, обволакивавшая его. Самый воздух комнаты говорил о покое – покое пенсионера, сидящего в кресле, может, погрузившегося в книгу или просто возвращающегося мыслями к самым ярким страницам прошлого, к свежему журналу в приемной врача. Приглушенный шум Лондона за окном, казалось, только подчеркивал тишину офиса: «Дьюсон» был островом в этом море.
Вернон тяжело опустился в заскрипевшее под ним кресло, и солнце приветливо выглянуло из-за облаков.
– Что это у вас? Карта Неаполя? Вы же не собираетесь отправиться туда прежде, чем мы получим от Джорджа результаты экспертизы?
– Нет, не беспокойтесь, я все действия буду согласовывать с вами. Однако должен признаться, что я готов отправиться в Венецию: тот историк сообщил мне кое-что интересное.
Вернон сплел пальцы, выставив домиком сложенные указательные.
– В самом деле?
– Гилберт был отцом Амелии.
Мгновение Вернон молчал, постукивая указательными пальцами себя по подбородку. Затем улыбнулся.
– Умно придумано.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что наши друзья приложили немало усилий, чтобы заставить нас пойти по нужному им следу. Мошенники и впрямь разработали прекрасный план, продумали все детали. – Он поднял поблескивавшие очки к потолку. – Найти юную самоубийцу той эпохи, затем сочинить зашифрованные письма от ее отца! Удивительная изобретательность! Сработано почти как произведение искусства!
– Вернон, неужели вам хотя бы на миг не приходила мысль, что письма могут быть подлинными?
– Всерьез – нет. По крайней мере с того момента, как мы расшифровали письмо, в котором сообщалось о мемуарах. Это было слишком очевидно.
– Знаете, как поступил бы я, если бы собрался подделать мемуары Байрона? Очень просто. Изготовил бы их, потом предлагал бы всем, пока не нашел бы покупателя. Если бы продать не получилось, я бы предложил их газетам и издательствам.
– И все кончилось бы тем, что вы не получили бы и пенса, потому что никто бы вам и на секунду не поверил. Неужели вы не понимаете, Клод? Мемуары Байрона должны быть одной из самых гениальных литературных подделок. Может, уровня неизвестной пьесы Шекспира.