Роскошь нечеловеческого общения
Шрифт:
Андрей Ильич потом долго думал, что бы сделал или сказал Греч, потрудись он выяснить у своего благодетеля, какие-такие люди его охраняют и есть ли у них разрешение на ношение оружия.
Не до того было Гречу, и слава Богу. У мэра хватало забот в эти три дня, хватало других проблем, значительно, по мнению Суханова, более важных, чем отслеживание таких мелочей, как, например, откуда в мэрии взялись деньги на питание, листовки, транспорт и прочее.
Суханов знал, откуда. Не знали этого его партнеры. Они не ведали, что вся долларовая и рублевая наличность была ранним утром вывезена из офиса в двух больших картонных коробках из-под телевизоров и переправлена
Ключи от этого кабинета имелись только у Суханова, перед запертой дверью сидели двое охранников с автоматами на коленях, а в самом кабинете, потея от ужаса, все трое суток просидел бухгалтер Суханова Борис Израилевич Манкин, шестидесятилетний тихий старичок, отсидевший при Брежневе пятнадцать лет за экономические преступления и взятый Сухановым на работу в качестве высочайшего профессионала бухгалтерского дела.
Суханов был единственным, кто входил в кабинет. Манкин каждый раз вздрагивал от ужаса, и каждый раз Андрей Ильич выходил из этой неожиданной темницы (бухгалтер самолично задвинул окна шкафами, опасаясь то ли наблюдения с соседних крыш, то ли пули снайпера) с карманами, плотно набитыми пачками денег. Он же лично приносил Манкину еду, сигареты и напитки. Каждый раз, забирая деньги, Суханов оставлял бухгалтеру расписки в получении денежных сумм, Манкин прятал эти бумаги во внутренний карман пиджака с таким видом, словно каждая расписка автоматически добавляла к возможному сроку заключения еще несколько лет.
Андрей Ильич прекрасно понимал, что взаимоотношения с местной бухгалтерией сильно усложнили бы обстановку в мэрии во время путча, и, плюнув, решил лично финансировать борьбу.
"Потом сочтемся, - думал он.
– А не сочтемся, так все равно - на благое дело денег не жалко. Вообще ничего не жалко, лишь бы продержаться, лишь бы победить".
Они уже собирались ехать на митинг, когда Суханов столкнулся в коридоре с Беленьким.
"Это еще что за номер?" Суханов изумленно воззрился на представителя мощной преступной группировки. Адвокат Беленький защищал интересы большой группы вымогателей, рэкетиров и квартирных "кидал", промышлявших в одном из "спальных" районов Города. Беленький был лицом вполне официальным, вхожим в государственные учреждения, но здесь-то что ему нужно? В такое время?!
– Одну минуточку, Андрей Ильич, - Беленький тронул Суханова за плечо.
– Да. В чем дело?
– Меня просили вам передать...
Беленький протянул Андрею Ильичу небольшой кейс с кодовыми замками.
– Это вам поможет... От наших, так сказать... Для победы демократии...
– Спасибо, нет необходимости, - сухо ответил Андрей Ильич, не прикасаясь к кейсу.
– Передайте вашим, что я очень признателен, но мы как-нибудь сами... Справимся.
Он повернулся и быстро зашагал по коридору, догоняя небольшую группу городских чиновников, возглавляемую Гречем.
"Еще не хватало - у бандитов деньги брать... Потом не расхлебаешь. Знаю я эту братву... Нет уж, нет уж, не тот случай..."
Встреча с Беленьким, впрочем, быстро забылась.
Гудящая площадь... Толпа, скандирующая лозунги и приветствия... Мэр и его команда на трибуне, сколоченной за какие-нибудь два часа (конечно, на деньги Суханова)... Автобусы, журналисты, лозунги, плакаты, транспаранты, флаги...
Это был триумф единения власти с народом. Лицо Греча сияло, мэр лучился какой-то сверхчеловеческой энергией, он кричал в микрофон, и ему вторили десятки тысяч горожан - "Фашизм
Суханов стоял позади Греча. Он не произносил речей, не выкрикивал лозунгов. Он прислушивался к себе и ощущал, что испытывает теплую, белую зависть к этому одухотворенному, полному решимости, пылающему праведным негодованием человеку.
Толпа в едином порыве вскидывала руки. Она приветствовала и поддерживала мэра-бунтаря, совершенно искренне присоединяясь к власти, которая вырвалась-таки из тисков коммунистической идеи, сделала шаг вперед, подняла голову и повернулась в сторону цивилизованного мира, публично отрекшись от дикого гибрида рабства и циничного феодализма, что культивировался в стране на протяжении семи с лишним десятилетий.
Суханов разглядывал лица в толпе и мысленно прикидывал, во что обошлось ему это единение власти с народом, думал о том, что могло произойти, не окажись у него свободных денег. Или - что произошло бы (и это страшнее всего), окажись они в большом количестве у их с Гречем врагов. Деньги-то у врагов были, но они, по закоренелой коммунистической привычке, пожадничали, решили, как обычно, сделать ставку на один только страх. И на этот раз проиграли.
Конечно, энтузиазм, жажда справедливости, стремление к свободе - это и только это вывело людей на площадь, заставило их строить баррикады вокруг мэрии, подвигло их стоять насмерть. Суханов слышал разговоры в толпе - люди говорили друг другу, что если на них пойдут в атаку и они хоть на секунду своими телами замедлят продвижение нападающих, то уже будут считать, что их земная миссия выполнена.
Однако Суханов думал и о том, как развивались бы события, если бы, скажем, эмиссары, отправившиеся останавливать танковую колонную, не взяли с собой десять тысяч долларов. Вернулись-то они с победными улыбками на лицах, но, разумеется, без денег.
Суханов верил своим людям и знал, что они, конечно же, не прикарманили эти деньги. И даже не спрашивал, куда, кому и за что они заплатили.
– Андрей Ильич, все деньги ушли, - сказал ему Игорь, двадцатипятилетний программист, один из самых перспективных работников "Города" и в то же время весьма ушлый парень, обладающий талантом договариваться с мелкими чиновниками и мелкими начальниками.
– Вам написать отчет?
– Нет, не нужно, - ответил Суханов.
– Я тебе верю. А меньше знаешь крепче спишь.
– Да, - кивнул Игорь.
– У меня вера в человечество тоже слегка пошатнулась. Началось все с ГАИ...
– Не нужно, Игорь, не нужно, - замахал руками Суханов.
– Я все могу домыслить. Все. Как говорится, задание выполнили - молодцы. Родина вас не забудет.
Последнюю фразу Суханов произнес очень серьезно. Родина для него, как он сейчас с удивлением начал понимать, не была пустым звуком. Она была Родиной. За которую он и деньги был готов отдать, и дом, и работу, и время, и саму жизнь.
– Это был звездный час, - повторил Суханов.
– Сейчас ситуация в корне изменилась. В корне. К сожалению, популярность Павла Романовича в массах стремительно катится вниз. Быстрее, чем хотелось бы.
– Причины вам известны?
– спросил Лукин.
– Конечно. Они ясны каждому здравомыслящему человеку. Причины, с одной стороны, - в русском менталитете. С другой - в жесткой конкурентной борьбе за власть. Противники у Павла Романовича достаточно сильны.
– Слишком мягко сказано, - заметил Лукин.
– А что вы такое сказали про русскую ментальность?