Россия без прикрас и умолчаний

Владимиров Леонид

Так обстоит дело с проблемой национальных взаимоотношений в целом. Чтобы познакомиться с частностями, возьмем в качестве примера антисемитизм. Мне это просто легче и ближе, я сам еврей. Но если бы я был, скажем, крымским татарином или эстонцем, я с равным успехом мог бы привести в пример моих соплеменников. Были бы описаны иные события, иные возникли бы вопросы, но вывод о неравноправии, будьте уверены, всплыл бы в конце концов непременно.

III.

У нас в редакции освободилось место: заболел и перешел на инвалидность сотрудник, ведавший публикациями по биологии. Перед журналом встала труднейшая проблема поиска

специалиста. Просто журналист или просто биолог не годился – нужен был своеобразный гибрид этих далеких специальностей, человек, хорошо знающий биологию и умеющий отлично писать, редактировать, работать с авторами. Где такого взять?

Главный редактор специально обратился по этому поводу «к народу». В дружественной и шутливой форме (таковы вообще взаимоотношения во. многих русских редакциях) было сказано, что за поимку столь редкого зверя объявляется награда – освобождение от дежурства по типографии. Мы улыбнулись и взялись за «ловлю».

Несколько дней спустя мне посчастливилось встретить вечером в Доме журналиста безработного автора, страстно желавшего найти штатную работу и отвечавшего, кажется, всем требованиям. Всем, кроме одного, хотя и не высказанного нашим редактором: мой автор был еврей.

Я, однако ж, был достаточно благоразумен: говорил с человеком, выяснял его возможности, вспоминал читанные его статьи в разных журналах, но об открывшейся у нас вакансии не сообщал. Сказал только, что было бы неплохо еще разок свидеться, побеседовать, а потому давайте, мол, телефон и адрес.

На второй день я зашел к редактору без посторонних и поговорил откровенно с глазу на глаз. Рассказал о человеке, напомнил его выступления в печати, и с каждым словом лицо редактора все более светлело. Наконец, он не выдержал и воскликнул:

— Ну, хватит! Считайте, что от типографского дежурства вы уже отделались. Тащите ваше сокровище сюда!

Я ответил:

— Как насчет дежурства, я еще не знаю. Дело в том, что мой кандидат – еврей. На всякий случай я ничего не сообщил ему о вакансии – что зря возбуждать надежду, а потом травмировать человека.

Редактор долго молчал, повесив голову. Потом вздохнул.

— Боюсь, Леонид Владимирович, что вы сделали правильно, не обнадежив человека заранее. Будем откровенны, вы же знаете нашу ситуацию: кроме вас, в редакции работают... (он назвал три еврейские фамилии). Весьма трудно взять еще одного. Начальство там (он поднял палец) давно уже мне намекает на «неправильный подбор кадров». Да и партийная организация непременно ткнет мне в нос, что я «протаскиваю в штат определенных лиц по определенным рекомендациям» – никак ведь не скроешь, что это ваша кандидатура, даже если (он улыбнулся) не снимать с вас дежурства. Конечно, сегодня не пятьдесят второй год, я могу настоять на своем и взять парня – но давайте подумаем, стоит ли идти на такие обострения... Вот как вы сами полагаете?

Я постарался ответить как можно спокойнее, что потому, собственно, и не обещал человеку чего-либо определенного. И ушел, оставив главного редактора – абсолютно не антисемита! – в муках совести. Вероятно, на его месте я поступил бы так же.

Я привел здесь этот недавний случай с протокольной точностью, ничего не преувеличив и не преуменьшив, потому что он абсолютно типичен для всей ситуации с евреями в СССР. Их не выгоняют с работы по национальному признаку; нельзя даже сказать, что их совсем не принимают на работу; но, тем не менее, еврейство – тяжелое препятствие и тормоз на жизненном пути человека.

Года два-три назад в СССР приезжал довольно видный французский коммунист. Он проделал любопытный опыт. Объявив официально, что приехал узнать, как обстоит дело с приемом евреев на работу,

он посетил несколько заводов, учреждений, институтов. Повсюду француз задавал начальникам один-единственный вопрос: сколько евреев работает у вас на заводе (в институте, в учреждении). Иногда руководитель учреждения или предприятия называл ему цифру немедленно, наизусть. В других случаях он вызывал заведующего отделом кадров. Но нигде гостю не пришлось ждать больше пяти минут для выяснения точной цифры работающих евреев, даже если это был большой завод! А в Московском университете ему не только назвали цифру студентов-евреев, но и сообщили, какой процент это составляет от общего числа студентов университета, добавив не без гордости, что процент вдвое выше, чем был до революции.

Правда, этот умный француз не сам выбирал пункты посещения. Иначе он мог попасть во множество мест, куда доступ евреям закрыт полностью. Скажем, в редакцию журнала «Техника – молодежи». Причина: журнал принадлежит Центральному Комитету комсомола, а эта молодежная организация – одна из самых антисемитских в стране (она ни в какой степени не представляет сегодня русскую молодежь, и было бы грубой ошибкой делать отсюда вывод об антисемитских настроениях среди молодежи). Напрасно было бы искать хоть одного еврейского студента в Московском институте Международных отношений, в Институте Внешней торговли, в партийных школах ЦК. Евреев нет ни в одном партийном комитете от районного и выше (в ЦК заседает все тот же Дымшиц), ни в одном дипломатическом учреждении СССР – как известно, в свое время министром иностранных дел был еврей Литвинов, советским послом во Франции еврей Суриц, можно назвать многих бывших советских дипломатов еврейской национальности и никто из них не скомпрометировал себя в глазах советских властей.

В менее важных учреждениях и предприятиях количество сотрудников-евреев зависит от местоположения и «настроений» руководства. Скажем, в Грузии еврею относительно легко найти работу, не очень трудно это и в Белоруссии. На Украине это исключительно тяжело.

Директор Одесского Политехнического института некто Ямпольский категорически запрещает членам приемной комиссии зачислять в институт студентов-евреев. Однажды экзамены в институт держал еврейский юноша блестящих способностей. Экзаменаторы прилагали все старания, чтобы «срезать» его (это самый простой способ отказать в приеме), но у них ничего не вышло. Пораженный знаниями юноши, председатель приемной комиссии решил, в виде исключения, его принять. Когда весть о «самоуправстве» председателя приемной комиссии дошла до директора, он был взбешен и приказал юношу не принимать – под любым предлогом. Все тот же председатель приемной комиссии (точнее, заместитель, потому что председателем по положению всегда является директор) робко попытался уговорить Ямпольского. Он сказал, что ведь это всего один человек, ничего страшного. Директор ответил ему фразой, получившей известность во всем городе:

— Если не хочешь, чтобы у тебя завелись клопы, смотри, как бы один клоп не появился!

Руководитель учреждения или предприятия может, таким образом, увеличивать или уменьшать количество евреев-подчиненных. Но в первом случае он всегда рискует попасть под подозрение в «пособничестве» евреям или под партийную критику; во втором случае он не рискует решительно ничем. Играют тут роль и, так сказать, пределы наполнения: никто никогда не упрекнет руководителя, если у него в учреждении евреев нет вообще, но ему устроят суровый разнос или даже снимут с работы, если случайно окажется 25-30 процентов. Как говорится, принимай-принимай, да знай же меру! «Перебор» (так на жаргоне кадровиков называется повышенный процент евреев) карается очень строго.