Россия и Англия в Средней Азии
Шрифт:
Английская пресса, под влиянием корреспонденций из Индии, преувеличивала наши силы, доводя их до 100.000; приписывала нам несбыточные планы; упрекала вице-короля сэра Джона Лауренса за бездействие, в виду наших успехов и требовала от королевы принятия более определенного и твердого положения относительно России.
«Руководясь такими идеями, писал барон Бруннов (депеша от 20 октября 1867 г.), нам навязывают заднюю мысль, будто мы заранее подготовляем успех нашего движения к границам Индустана, чтобы иметь возможность сделать с этой стороны диверсию, когда открытый восточный вопрос вызовет столкновение между Россией и Англией».
Что касается до Английского правительства, то по мнению барона Бруннова, оно, правда, не обнаруживает своего беспокойства
Взгляд сэра Лауренса заключался в том, что Индия не может ничего опасаться извне и что ей могут предстоять опасности только внутренния. Герат вовсе не ключ к Индии — потому что Астрабат, Хива, Мешед и Балх, такие же ключи. Настоящей ключ это хребет Гинду-ку. Но если русская армия добредет как-нибудь до этого хребта, то при выходе из проходов и ущелий — она будет истреблена, по частям, до последнего человека. Поэтому на все завоевания России по ту сторону хребта — можно не обращать никакого внимания.
Однако же ряд быстрых успехов России всполошил англичан и печать зашумела…
Уступая общественному мнению, правительство решилось отозвать сэра Лауренса.
«Как бы ни была рациональна политика, — писал тот же дипломат в депеше от 20 июня 1868 г., — в стране управляемой общественным мнением, как Англия, — эта политика не может долго держаться, раз что она сделалась непопулярною. Такова участь управления сэра Джона Лауренса. Его упрекали, что своим мастерским бездействием «masterly inactivity» он облегчил наши успехи в Средней Азии. Обвинение это хотя и несправедливо, но оно находило сторонников и в Индии. Под влиянием этого мнения преемники вице-короля удостоверятся, конечно, в необходимости выказать более энергии и деятельности, чтобы восстановить обаяние Англии среди населения, соседственного Английским владениям, в Индии».
Нам кажется, что на сэра Лауренса нападали не вполне справедливо: он все таки принимал кое-какие меры: достаточно припомнить погибших при защите Джизака, европейцев. К сожалению это обстоятельство не было тогда расследовано с достаточною ясностью и мы ничего не знаем о безвестных бойцах против России, положивших живот свой за бухарское отечество…
Какие же другие меры мог предпринять с. Лауренс из своего прекрасного далека?
Если бы он двинулся нам на встречу, то есть опять чрез Авганистан, то конечно не причинил бы нам никакого вреда этим движением, ибо до нас бы не дошел.
Оставались ноты и агенты — в этом, кажется, недостатка не было.
Новым вице-королем назначен был Лорд Майо.
Так-как направление английской политики весьма много зависит от общественного мнения и так как оно высказалось уже не в пользу системы невмешательства, то можно было ожидать крутой перемены в действиях ост-индского управления.
Все личные мнения членов английского правительства держатся и влияют на политику кабинета только вместе с лицами и потому никогда нельзя ручаться, что мнение, — авторитетное сегодня, — сохранит свое значение и завтра. Если лорд Станлей — сторонник мира, если он предпочитает даже и беспокойного соседа — опасности приобретения непокорной и непреданной области, а вследствие этого, не может допустить и мысли о расширении границ Ост-Индии на счет Авганистана, то это имеет для нас значение только до тех пор, пока лорд Станлей находится в министерстве — преемники же его могут поддерживать и совершенно другие виды.
Таким же образом на политику Англии могли влиять и личные взгляды нового вице-короля. По отзывам лорда Станлея, лорд Майо не принадлежал к руссофобам по убеждению, но ему приходилось действовать в среде англо-индийской, калькутской бюрократии, сроднившейся с инстинктами недоверия и зависти, относительно России.
В виду этого, личные взгляды л. Майо должны были, естественным образом, интересовать нашу администрацию. Барон Бруннов познакомил с этими взглядами наше министерство иностранных
Л. Майо обратил поэтому особенное внимание на пополнение сети железных дорог ветвями от центра Индустана к северо-западной границе, что, по его мнению, составит самую прочную систему обороны вверенной ему страны.
Почти одновременная смена Черняева и Лауренса, должна была, казалось, повести за собою: со стороны русских — ослабление энергии и предприимчивости, а со стороны англичан — напротив, возбуждение и той, и другой.
При этом мы, конечно, проигрывали в квадрате. Но в войсках наших свирепствовала лихорадка завоеваний; болезнь эта не уступала лечению, так как в перемежку с лекарствами, давались весьма сносные крепительные: чины и ордена.
Не только генералы, но и простые поручики бредили завоеваниями. Капитаны же, которым вверялась какая-нибудь команда, тотчас осуществляли свои мечты: так был взят, например, Абрамовым, Яны-Курган, соблазнивший своею близостью к лагерю под Джизаком, где за старшего оставался Абрамов.
Как было устоять перед подобными соблазнами когда, благодаря им, можно было шагнуть в 4 года из поручиков артиллерии в генералы! {72}
Это обстоятельство, как видно, хорошо было известно англичанам: так в одном официальном документе прямо заявлялось, что английский кабинет совершенно уверен в искренности русского правительства, нежелающего никаких приобретений в Средней Азии, но что он боится предприимчивости второстепенных начальников, которые, в погоне за славой и наградами легко увлекаются за пределы, указываемые свыше.
И так, закваска, положенная Черняевым, обещала еще на долго продержать нашу энергию в возбужденном состоянии. Что касается Ост-Индии, то и тут нельзя было ожидать через чур крутой перемены.
Если политика невмешательства, которой так последовательно держался сэр Джон Лауренс, заслужила со стороны общественного мнения только одне нарекания и если настроение нынешнего великобританского кабинета далеко от вооруженного вмешательства, то можно было ожидать принятия какой-либо средней меры, удовлетворяющей, по возможности обе стороны. Такою мерою оказалась подержка Шир-Али-хана, как наиболее склонного к интересам Англии.
По поводу знаменитого умбальского свидания между покойным вице-королем — лордом Майо — и авганским эмиром Шир-Али, в 1869 году, «Times» проповедывала следующее: «на каждом шагу эмир видел внушительные доказательства нашего могущества в Индии. Он проезжал по нашим железным дорогам, по которым, в случае необходимости, войска и военные материалы могут быть быстро доставлены на границу Пешавера; в разных местах ему приходилось видеть, по крайней мере, вчетверо больше войск, чем сколько находится русских в целом Туркестане. У него не могло остаться никаких сомнений относительно неизмеримого превосходства в Азии британского могущества перед русским… ему не возможно заблуждаться на счет того, с какой стороны Авганистану грозит большая опасность…» И так как Россия далеко, так как ее неудовольствие незаметно из такой дали, Англия же наоборот — у дверей и может, в каждую данную минуту, дать себя почувствовать, то и ясно, кому Шир-Али должен подчиниться. Это до такой, степени ясно, что кажется англичане могли бы обойтись и без 800,000 руб. ежегодной дани, которую они обязались платить Авганистану!