Россия и Англия в Средней Азии
Шрифт:
И так воображаемый таджик, виденный профессором Вамбери во сне, презирает русских за их невежественность. Оба эти господина (и таджик и мадьяр) решили, что татарину не в чем поучиться у русского.
Против этого таджика — или все равно — против мадьяра Вамбери, который конечно не далеко ушел от своего таджика — мы выставим авторитет старого Али, султана дико-каменных киргиз.
Вот, что говорил он на одной аудиенции: «я правлю своим народом, как велит Падишах. Дерево, пока не попадет к столяру — остается простым чурбаном. Мы, с нашим народом — дерево, а русский пристав — столяр. Если бы не он, по воле Падишаха, то мы остались бы чурбанами.»
Авторитет этого султана имеет то преимущество, что наш киргиз есть лицо действительно существующее, а
Двуличный и вероломный гунн, готовый продать и свой голос, и всего себя тому, кто больше даст, — ненадежный слуга для России.
Для полноты картины нам остается теперь привести только мнения американцев.
По разным причинам мы были вправе ожидать от них сравнительно более спокойной и беспристрастной оценки нашей деятельности в Средней Азии. Но кто не знает, что кроме искренего желания быть справедливым — надобно еще и уменье делать правильные выводы из виденного и слышанного? — Турист, знакомящийся с краем, так сказать, на лету, мимоходом, должен, волей-неволей, отвести главное место в своих рассказах — не тому, что он видел, а тому, что слышал или вычитал. Для того же, чтобы из этого материала можно было извлечь какие-нибудь общие выводы, нужна, конечно, не одна только грамотность, но и некоторая подготовка, некоторое уменье обращаться с данными, группировав их и т. п. Без этого все рассуждения туриста будут только набором слов — и то важное преимущество, что он сам все видел, сводится к нулю.
В 1873 году Туркестанский край посетил, между прочими, и секретарь американского посольства в Петербурге г. Скайлер. Ужь одно то, что американец, да еще так-и-сяк научившийся по русски — одно это служило ему лучшею рекомендацией в русских кружках, и он мог бы собрать весьма разнообразные сведения. Но г. Скайлер не оценил своих преимуществ и счел наше русское гостеприимство — данью его официальному положению! — С этого, по крайней мере, начинается его знаменитая депеша от 7 марта 1874 года к маршалу Джуэль. Вот перевод, заимствованный мною из газеты Русский Мир: «Сэр! Я посетил центральную Азию, не имея в виду никакой политической цели; но по причине занимаемого мною официального положения, меня всюду встречало радушное гостеприимство, и я имел возможность собрать некоторые, небезинтересные для правительства данные, относительно положения русских в Туркестане и в ханствах, еще сохранивших независимость».
Что касается собранных им данных, касательно положения нашего в Туркестане, его оне скорее могли бы быть подведены под рубрику: «злоупотребления русских чиновников». Пока г. Скайлер передает то, что он слышал — до тех пор дело идет еще сносно, так как никто, конечно, не заподозрит его в сочинении указанных им фактов; но чуть дело коснулось до выводов — и наш американский друг начинает толковать вкривь и вкось. — Ряд противоречивых выводов производит, наконец, такую путаницу, что не знаешь: какое же именно мнение разделяет сам автор? Для образца приведу здесь ряд выписок, которые и предоставляю согласить самому автору, если ему попадутся, когда-нибудь, на глаза эти строки.
«Не смотря на плохую администрацию края, население в сущности довольно русским владычеством, находя его гораздо лучшим, сравнительно с тем, что было до сих пор, неудовольствие же его относится преимущественно к личностям, к официальным чиновникам, которые притесняют и грабят его; но очевидно, что дальнейшее повторение подобных злоупотреблений не может не возбудить, со временем, общего недоверия относительно администрации».
«Успехи
«В начале, перемена эта не коснулась беднейшего класса населения, теперь же, цены в сущности удвоились и рабочему, как он мало ни потребляет, вдвое труднее содержать себя, чем это было до занятия края русскими; но едва ли простой народ приписывает повышение цен факту русской эмиграции. Торговый класс имеет большие выгоды от заключения контрактов на продовольствие армии. Но все это сгладится временем, и со стороны правительства требуется много такта; для устранения общего чувства неудовольствия. Положение было точь-в-точь такое же, когда англичане заняли Кабул, но события быстро следовали тогда одно за другим, и англичане были вынуждены на отступление. Население Средней Азии далеко не похоже на авганцев: оно гораздо апатичнее и гораздо менее имеет патриотизма; не видя ни в чем перемены к лучшему, оно естественно предпочитает магометанское владычество; оно и теперь уже начинает забывать все, что терпело от ханов, помышляя лишь о бедах, какие выносит от русских чиновников. К тому же, как ни произвольно действовали их туземные правители, они действовали лишь в пределах, ограничиваемых шариатом, или мусульманским законом, и население было уверено в существовании известных принципов, которых не осмелился бы нарушить даже самый самовольный из тиранов-беков».
Читатель видит, что туземцы заранее радовались нашему приходу, а когда мы наконец заняли край, то населением овладела беспредельная радость, потом оказывается, что не видя перемены в лучшему, туземцы предпочитают мусульманское владычество и питают общее чувство неудовольствия. За всем тем, и не смотря на плохую администрацию края, население в сущности довольно русским владычеством, находя его гораздо лучшим; сравнительно с тем, что было до сих пор.
В другом месте автор говорит: «Передача Шагр-и-Сябза и Карши совершена была против воли и даже не смотря на протест со стороны туземного населения, которое предпочитало русское подданство своему возвращению под власть эмира».
Это опять не похоже на предпочтение жителями магометанского владычества. Русские не первый день в крае и не только свои, но и соседи могли бы, кажется, успеть приглядеться к нашим порядкам — вот и разгадка того предпочтения, которое отдавали нам шахрисябцы и каршинцы.
Из чего вывел также г. Скайлер, будто положение дел наших точь-в-точь такое, какое было у англичан в Кабуле в 1839 г.? Известно, что англичане были изгнаны и почти все истреблены в самый непродолжительный срок — это ли предсказывает нам г. Скайлер?
Не одной апатии, не одному недостатку патриотизма туземцев обязаны мы твердостью нашего положения, но и тому, что вообще мы не притесняем населения, даем ему обеспеченное спокойствие и порядочную долю участия в самоуправлении. Вся разница между нами и англичанами в том и состоит, что мы пришли как враги, а поступаем как друзья, англичане же вступили в Кабул как друзья, а стали обращаться с жителями как враги.
Все противоречия г. Скайлера мы приписываем, впрочем, старанию его записать и пустить в дело все, слышанные им мнения, а их, конечно, было не мало, но в таком случае их следовало бы хоть несколько обработать, а не подносить своему правительству в сыром виде.