Россия и Германия - стравить ! (От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона)
Шрифт:
Таким же живописным оказалось и экспертное заключение Витте в целом. И с ним не согласились ни А. Кони, при ехавший из Петербурга, ни директор Харьковского технологического института, инженер-технолог и профессор механики В. Кирпичев.
Витте печатно оспаривал мнение Кирпичева, заявляя, что тот-де "не знает железнодорожной практики". А ведь инженерное чутье у оппонента Витте было заложено, что называется, в генах. Кирпичевы - целая династия ученых-инженеров. Брат Михаил - химик, сотрудник Менделеева. Брат Нил генерал, профессор Николаевской военно-инженерной академии, а в советское время - преподаватель Военно-инженерной
Однако дело было сделано - Александр вспомнил о "строптивце"-"прозорливце", рубящем царям правду-матку в глаза. И... Витте был предложен пост директора департамента железнодорожных дел министерства финансов.
Может, впрочем, царю о Витте и напомнили, а насчет поста подсказали. Ведь почему-то инженерного пророка не в МПС (министерство путей сообщения) определили, а к финансам.
Отсюда и пошло...
Витте, всей своей судьбой связанный с еврейским финансово-промышленным капиталом, оказался настолько на своем (для этого капитала) месте, что поневоле призадумаешься: не слишком ли кстати разыгралась вначале в Фастове, а затем под Борками эта "карьерно-катастрофическая" история? Ведь "карманный" Витте нужен был блиохам дозарезу: в России разворачивалось грандиозное железнодорожное строительство, и нечистые загребущие руки на нем можно было нагреть лучше, чем на чем-либо другом.
"Фокусничал" Витте на постах министра финансов и премьер-министра много. Он лишил ссуд Государственного банка наиболее здоровые финансово-промышленные группы фон Дервиза, Алчевского, Мамонтова.
В 1899 году с его подачи возникло и "дело" Саввы Ивановича Мамонтова русского мецената и председателя правления общества Московско-Ярославско-Архангельской дороги. Мамонтов затеял новый крупный железнодорожный проект на Севере - для России крайне полезный. Витте вначале его притворно поддержал, а потом сам же и "потопил", лишив поддержки. Да еще и возбудил против Мамонтовых уголовное дело. По суду присяжных они были оправданы, однако разорения избежать не смогли. Был похоронен и перспективный экономический проект развития русского Севера. В России открыто говорили, что за крахом Мамонтова стоят происки еврейских банкиров.
Защитники Витте пытались доказывать, что, мол, "инвестиционное раскручивание экономики путем казенных субсидий имеет логические пределы" должны действовать механизмы саморегуляции. Но ведь даже эти "логические пределы" были в России далеко не достигнуты.
Витте изображал себя поборником "честного бизнеса", но железную дорогу Пермь-Котлас (часть линии Петербург-Вологда-Вятка, которую он не дал построить Мамонтову) позже строил родственник жены Витте - инженер Быховец. А на смену Мамонтову в правлении Архангельско-Ярославской дороги пришел другой ее родственник - врач Леви.
Долгое время Витте управлял и Министерством путей со общения. В выпущенной в свет в 1989 году политической биографии Витте, написанной историком А. Игнатьевым, представлено, как Витте проводил-де "политику сосредоточения железных дорог в руках государства путем выкупа частных до рог и казенного железнодорожного строительства".
А вот результат этой "благородной" работы на благо государства. В Германии к 1913 году казенная железнодорожная
Такой вот был Витте "государственный деятель" и "славянофил" (как его аттестуют некоторые биографы на том основании, что он в юности тиснул пару статей в газете Аксакова "Русь" и записался в "Священную дружину" графа Шувалова, из которой, присягнув на верность, быстренько вышел).
Много позже в предисловии к мемуарам уже покойного мужа Матильда Ивановна -Исааковна Витте жаловалась: "При дворе, среди консерваторов, у либералов, в демократических кругах - всюду на графа Витте смотрели как на человека "чужого". Он искал блага своей родине, идя собственными путями, и поэтому имел мало постоянных попутчиков".
Итак, блага искал, возможности для делания блага имел огромные, но попутчиков на пути служения Родине у него было мало. По мнению графини, один лишь граф Витте о России и радел, а рядом была еще одна понимающая его радетельница - она сама. О Ротштейне и Ротшильдах, для кого Витте чужим не был, графиня не упомянула, надо полагать, исключительно из чувства ревности.
В действительности Витте оказался гением приспособленчества, услужливости и угадывания "откуда ветер дует". И то, как прочно этот идеальный хамелеон связал себя с младых ногтей именно с интернациональными еврейскими финансовыми кругами, лучше многого показывало, кто в России все более властно и своекорыстно "заказывает музыку".
И это не голословное утверждение, читатель. Вот как на кануне Первой мировой войны описывал изменение внутри-российской ситуации с начала 80-х годов XIX века журнал "Еврейская старина": "В выходцах из черты оседлости происходила полная метаморфоза: откупщик превращался в банкира, подрядчик в предпринимателя высокого полета, а их служащие - в столичных денди. Образовалась фаланга биржевых маклеров, производивших колоссальные воздушные обороты. Один петербургский еврей-старожил восхищался: "Что был Петербург? Пустыня; теперь же ведь это Бердичев!"...
А вот еще одно свидетельство, интересное настолько, что я просто приведу отрывок из воспоминаний графа Игнатьева "Пятьдесят лет в строю", относящийся к 1896 г.: "На одном из дежурств по полку (граф тогда только что вышел в гвардейский кавалергардский полк.
– С.К.) ко мне прибежал дежурный унтер-офицер по нестроевой команде и с волнением в голосе доложил, что "Александр Иваныч померли". Александром Ивановичем все, от рядового до командира полка, величали старого бородатого фельдфебеля, что стоял часами рядом с дневальным у ворот, исправно отдавая честь всем проходящим.
Откуда же пришел к нам Александр Иванович? Оказалось, еще в начале 70-х годов печи в полку неимоверно дымили и ни кто не мог с ними справиться; как-то военный округ прислал в полк печника из еврейских кантонистов (были такие военные воспитанники, обязанные позже отслужить.
– С.К.), Ошанского. При нем печи горели исправно, а без него дымили. Все твердо это знали и, в обход всех правил и законов, задерживали Ошанского в полку, давая ему мундир, звания, медали и отличия за сверхсрочную "беспорочную службу". И вот его не стало...