Россия и Германия - стравить ! (От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона)
Шрифт:
Всего семь лет назад между этими двумя колониальными супердержавами не то что союза - просто нормальных отношений не было и в помине. На языке у всего мира было слово "Фашода", а англичане и французы были на грани войны. Войны классически колониальной, которая велась бы не под стенами Лондона и Парижа, а за тысячи километров от них, но все же могла возникнуть. Или все же не могла?
Дело было так. В сентябре 1898 года у селения Фашода на Белом Ниле, в верховьях великой реки, столкнулись два военных соединения.
Французский колониальный отряд капитана Маршана пришел сюда из французского
Встретились генерал и капитан не на светском приеме, так что субординация полетела к черту - капитан решительно от казался уступить старшему по званию, и мутные нильские воды начали вскипать от накала страстей.
Генерал командовал корпусом в 20 тысяч человек, капитан - отрядом в сотню бойцов, но суть была не в местном соотношении сил в конкретном африканском захолустье. Фашодский кризис нарастал не под стенами заброшенной крепостенки в Восточном Судане, а в европейских столицах.
Это была серьезная проба складывающегося глобального колониального "расклада", но - политическая, когда потоком лились чернила газетных писак, а не кровь солдат, и в бой вводили не передовые части, а передовые статьи. В ходе Фашодского конфликта нащупывались связи, оценивались шансы будущих коалиций. И так как холопы еще не дрались, чубы трещали пока что у панов.
Франция оказалась вдруг в таком раздоре с Англией, что, как писал академик Тарле, даже в ультра-националистической французской прессе впервые за долгие-долгие годы стали за даваться вопросом: кого скорее следует считать вечным, на следственным врагом Франции - Германию или Англию?
Дошло до того, что начинали составляться проекты при влечения Германии к войне с Англией на стороне Франции и... России. Но Германия в тот момент могла больше получить от полюбовного соглашения с Англией на колониальной ниве, и Франции пришлось уступить.
Генерал отдавил-таки капитану мозоли - даром что Маршан шел к Фашоде через джунгли и болота Центральной Африки целых два года.
Собственно, военная стычка Франции с Англией могла укрепить лишь Германию, что отнюдь не входило в расчеты стратегов будущей мировой войны. Поэтому Англии и Франции вместо взаимного мордобоя пришлось переходить к взаимному, хотя и сомнительному согласию.
Забавно, но даже историки-марксисты всерьез называли одним из факторов намечавшейся "дружбы" бывших фашодских недругов личную дипломатию английского короля Эдуарда VII. Он, мол, был сторонником англо-французского и ан глорусского (!) сближения, зато неприязненно относился и к Вильгельму, и к Германии.
Об Эдуарде историки не забыли, а то, что по обе стороны Ла-Манша политику определяли лондонские и парижские Ротшильды, почему-то из виду упустили. Однако главным был как раз тот факт, что союзу банкиров остро понадобился англо-французский союз.
Франция хотя и хорохорилась, но дряхлела. Французская экономика теряла динамичность, Франция - достойную перспективу. А ведь, напомню, без Франции как единственно реально антигерманской континентальной великой державы не могла начаться будущая большая война.
Францию нужно было надежно прибирать
Но России такое "согласие" выходило боком. Все более привязанная к Франции займами и политикой финансового Петербурга, Россия хмуро смотрела на перспективы оказаться привязанной еще и к Англии. Россия терпела поражение в войне с Японией, Франция ей не помогала, а бездействовала, да еще руками Жака Гинзбурга помогала Японии. Англия была открыто враждебна.
Друзья проверяются в беде, и даже в такой локальной беде, как дальневосточный конфуз, поведение Европы волей-неволей заставляло задумываться даже ленивого на мысль монарха Ники (Николая II.
– С.К.), тем более что кайзер Вильгельм настойчиво его к этому подталкивал.
Итак, мировому наднациональному капиталу, с одной стороны, нужно было в зародыше подавить возможность теперь уже германо-российского согласия, а с другой - окончательно пристегнуть Россию к "согласию" собственному.
И метод для этого выбрали настолько же умелый, насколько и рискованный. Хотя, впрочем, при точном учете психологии императоров Вильгельма и Николая, а также в свете того, что внешнее недоброе влияние на русскую политику было мощным и глубоким, риск был не очень уж и велик и даже во все исключался. Пожалуй, избранный метод можно охарактеризовать как "контрминный". Что делает умный и умелый солдат, если противник ведет под него подземную мину? Ну, конечно же, начинает вести свою контрмину для того, чтобы упреждающе взорвать чужую мину и полностью расстроить вражеские расчеты.
Такой контрминой финансового Запада и стал для надежд Вильгельма II германский (впрочем, германский лишь внешне) план нового европейского политического расклада.
Тут нам, читатель, надо без спешки порассуждать, потому что документов о данном факте истории никто не оставил, да и не мог. Такие замыслы бумаге не доверяют. Но вот что говорит нам логика...
Германии был нужен союз с Россией, который стал бы неизбежно и союзом против Франции как континентального врага рейха, и против Англии, как его же глобального врага.
В таком союзе Россия, обретая стабильность на западной границе, могла бы наилучшим образом использовать все выгоды взаимного товарообмена с немцами. А это уже немало, если учесть, что для России единственно разумной внешней политикой была бы та, которая обеспечивала бы мир и ускоренное освоение внутренних богатств.
Однако Россия была связана соглашениями с Францией и так просто разорвать их не могла - полученные и все еще не оплаченные займы держали царизм крепко. Вильгельм это понимал, но слишком уж полагался не только на себя и на здравый смысл Николая II, но и на своих советников.