Россия и мусульманский мир № 2 / 2016
Шрифт:
В конечном счете опора на авторитет отечественной консервативной социально-политической мысли позволит справиться с поверхностностью идейно-теоретических построений тех, кто сегодня называет себя «консерваторами». Только обращение к исторической традиции русского консерватизма, к исторически сложившимся в России консервативным ценностям может придать фундаментальный характер программным установкам современных российских консерваторов, преодолеть их теоретическую разнородность и консолидировать в единое идейно политическое движение, ориентирующееся на аутентичную консервативную политическую программу, отличную от либеральных, социалистических и модных сейчас идеологически аморфных,
1. Гуторов В.А. Консерватизм как альтернатива? Западная традиция и современная Россия // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. – 2006. – Вып. 4. – С. 4–20.
2. Минаков А.Ю. Русский консерватизм в первой четверти XIX века. – Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2011.
3. Репников А.В. Русский консерватизм: Историографический аспект проблемы [Электронный ресурс]. Режим доступа:39080.php
4. Ширинянц А.А. Возвращение к истокам? Консерватизм и партстроительство в современной России // Историческое образование. – 2014. – № 4. – С. 99– 117.
5. Ширинянц А.А. Интеллигенция в политической истории XIX века // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. – 2012. – № 4. – С. 39–55.
6. Ширинянц А.А. Консерватизм и парстстроительство в современной России: Возвращение к истокам или брань за «электорат»? // Веснік Гродзенскага дзяржаўнага ўніверсітэта імя Янкі Купалы. Серыя 1. Гісторыя і археалогія. Філасофія. Паліталогія. Гродно, 2014. № 3. С. 131–142. При всей важности изучения западной традиции развития консерватизма, о котором ратует, например, В.А. Гуторов (см.: Гуторов В.А. Консерватизм как альтернатива? Западная традиция и современная Россия // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. 2006. Вып. 4. С. 4–20), очевидно, что в России приоритет должен быть отдан русской мысли, так же как во Франции – французской, а в Китае – китайской. Александр Ширинянц. Консерватизм в современном идеологическом и политическом пространстве России.
7. Ширинянц А.А. Консерватизм и политические партии в современной России // Тетради по консерватизму: Альманах Фонда ИСЭПИ. № 3. – М., 2014. – С. 166–183.
8. Ширинянц А.А. М.Н. Катков и М.П. Погодин о национально-политическом единстве и целостности России // Катковский вестник: Религиозно-философские чтения: К 190-летию со дня рождения М.Н. Каткова. – М.: Прогресс-Плеяда, 2008. – С. 90–103.
9. Ширинянц А.А. Нигилизм или консерватизм? (Русская интеллигенция в истории политики и мысли). – М., 2011.
10. Baltovskij L., Belous V. Communicative Element in the Activities of Russian Political Parties: Past and Present // World Applied Sciences Journal. – 2013. – Vol. 23. N 7. – P. 936–940.
Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии
Особенности татарского традиционного ислама в постсоветский период
Религиозная составляющая в российском обществе с каждым годом приобретает все большее значение. В связи с этим важно проанализировать развитие религиозной сферы общества. На наш взгляд, перспективной может быть попытка рассмотрения развития религиозной ситуации в постсоветский период посредством концепции М. Эпштейна, носящей
В рамках концепции «бедной религии» ислам может быть охарактеризован следующим образом: «Главная специфика российского ислама состоит, грубо говоря, в степени его отсутствия, т.е. в крайне низкой степени религиозности постсоветских (т.е. постатеистических) мусульман и соответственном уровне знаний об исламе» [1, с. 411].
Применительно к татарам о феномене «бедной религии» можно говорить в контексте не только постсоветского, но и всего колониального периода, который начался после завоевания Казани в 1552 г. Высокая исламская культура была низведена до уровня бытового ислама вследствие того, что городская культура татар была уничтожена, и они стали сельским народом. Периодически повторяющиеся в колониальный период татарской истории волны христианизации приводили к тому, что культура все более беднела, и с каждой волной давления татары утрачивали часть своей духовной традиции, что приводило к «обеднению» и религии.
Для самосохранения в колониальный период татары вынуждены были жить замкнуто, никого не впуская в свой круг. Конфессиональная идентичность наряду с социально бытовой была основой миропонимания и мироощущения и в силу своей прочности обеспечивала сохранение народа. Но сельский характер развития народа привел к тому, что у татарского народа исчезла интеллектуально-духовная элита. Примечательно, что, несмотря на почти поголовную грамотность, у татар не было собственной богословской школы. С возникновением в 1789 г. «Оренбургского магометанского духовного собрания», ставшего духовным центром мусульман России, наметилось определенное возрождение, которое привело к появлению у татарского народа богословов.
Однако в силу отсутствия у татар богословских центров они для получения основного образования вынуждены были ехать в Среднюю Азию, которая на рубеже XVIII–XIX вв. переживала интеллектуальный застой. Поэтому хотя татары и были восприимчивы к новым идеям, но в силу многовековой изоляции, нахождения за пределами исламской ойкумены, они не обладали высокими интеллектуальными традициями и не могли переработать новые идеи времени. Отсюда проистекает их сильная зависимость от чуждых идей.
Неспособность переработать полученные знания привела, в частности, к тому, что в джадидизме победила чуждая исламу европейская ориентация. Окончательная же трансформация татарской идентичности произошла в советскую эпоху, одну из ключевых ролей в которой сыграла замена алфавита сначала с арабицы на латиницу, а затем на кириллицу. Замена алфавита привела, прежде всего, к утрате именно исламского компонента в татарской идентичности [17, с. 207].
Таким образом, «бедная религия» – это «татарский ислам» с момента утраты государственности, разрушения институтов развития татарского народа вплоть до наших дней.
Традиционализм в татарском социуме постсоветского периода представляет собой весьма сложное и неоднозначное явление. М. Эпштейн определяет его следующим образом: первая форма представляет собой «религиозное возрождение», т.е. «возврат общества к своему доатеистическому состоянию», в соответствии с которым «новообращенные привносят в жизнь своих церквей эмоциональную пылкость и догматическое невежество, романтику охранительного национализма и мессианских упований, но все-таки остаются в рамках традиции, чуть-чуть сужая или расширяя их» [17].