Россия и мусульманский мир № 4 / 2015
Шрифт:
Стало быть, ситуация знания неопределенности, с которой столкнулась античная философия, продолжает сохраняться и в наше время, время бурного прогресса науки.
Иными словами, наука даже в случае создания окончательной теории Вселенной не сможет выпрыгнуть из ограниченности среды и будет вынуждена фантазировать. Фантазия – это попытка увидеть бесконечную Вселенную в ее «целостности», понять «механизм» ее возникновения, а на этой основе функцию и конечный смысл жизни разумного существа, каким является человек. Кто или что сегодня ведет нас к истине понимания целостности мироздания? Выдающиеся ученые и наука в целом, пытавшиеся найти окончательное решение этой проблемы, оказавшиеся вынужденными в своих концептуальных обобщениях возвращаться
Характерно заключительное суждение Стива Хокинга, подводящее итог исследований физики: «Полная, непротиворечивая единая теория – это лишь первый шаг; наша цель – полное понимание всего происходящего вокруг нас и нашего собственного существования» 25 . До сих пор на основе непрерывно изменяющихся теорий и сложнейших математических расчетов, которые понимают даже не все специалисты, у массы людей рождаются некие туманные представления, которые трудно охарактеризовать как научное знание.
25
См.: Стивен Хокинг. Три книги о пространстве и времени. – СПб.: Амфора, 2014. – С. 200.
Но если научного знания о сущности мироздания пока не существует, то следует ли доверять некоей туманной вере во что-то, до сих пор не определенное?
Не вернее ли обратиться к философии, которая ищет свой путь к истине на основе истины знания?
Философия шла и до сих пор идет своим «крестным путем», на котором она порой возносится на вершины истины специфического знания, а нередко отрицается как метафизика, не содержащая какого-либо достоверного знания вообще.
В действительности философия анализирует исходное основание достоверного знания. Без нее не может обойтись ни научное знание, ни вера, ни профессиональное государственное учреждение. Отрицание философии влечет за собой рождение массы философствующих дилетантов-любителей и псевдорелигиозных шарлатанов. Чтобы верно оценить крестный путь философии в самоутверждении ее истины, необходимо правильно понимать: о какой истине идет речь?
Истина философии относится к знанию неопределенности, поэтому однозначные истины этого знания могут казаться сомнительными.
Между тем сами философы нередко вступают в непримиримые схватки друг с другом, забывая о пользе взаимной терпимости, если имеешь дело со знанием неопределенности. Поскольку философское знание неопределенности неизбежно оказывается внутренним убеждением в его истинности, то философ, несущий в себе эту истину и знающий ее, становится ее фанатичным приверженцем. Он отстаивает эту истину вопреки всему, в том числе и вопреки законам дружбы. Характерным образцом этого стал Аристотель (384–322 гг. до н.э.) в своих оценках философии Платона (428–348 гг. до н.э.).
Великий Аристотель по словам Диогена Лаэртского «самый преданный из учеников Платона» 26 , поставив под сомнение реальность Эйдоса, подорвал сами основания сформулированной Платоном истины знания.
Принцип истины оказался выше интересов межличностных отношений. В «Никомаховой этике» Аристотель утверждал, что ради спасения истины лучше отказаться даже от дорогого и близкого, если мы философы.
Служение истине есть для философа первейшая добродетель. В гимне, написанном Аристотелем, говорится:
26
См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: Изд. «Мысль», 1979. – С. 205.
Долг благочестия – истину чтить выше всего. Но ведь в данном случае речь шла об истинном миропонимании философов – Сократа и Платона.
27
Там же. – С. 207.
Значит, в философии могут быть разные истины, свидетельствующие об одном и том же. Однако своя истина считается подлинной.
Так возникает парафраз, ставший сакральным правилом подлинной философии: Amicus Plato, sed magis amica veritas 28 . Платон друг, но истина дороже.
Истина в философии относится к исходному в знании. Но исходное в знании находится в ситуации неопределенности. В этом случае сталкиваются два различных толкования исходного в знании. Какому толкованию следует отдавать безусловное предпочтение? Существует ли общее строгое правило выбора такого предпочтения?
28
См. К. Душенко, Г. Багриновский. Большой словарь латинских цитат и выражений, ЭКСМО, ИНИОН РАН. – М., 2013. – С. 50.
Аристотель не мог принять в качестве философской истины платоново удвоение мира. Если мир един, то истина должна охватывать все части этого единого мира. Это значит, что нельзя пренебрегать ни ощущениями, ни разумом. Ощущение является критерием истины эмпирических впечатлений, а критерием истины нравственных принципов и законов является разум.
Соответственно добродетель должна основываться на единстве трех благ – душевных, телесных, таких как здоровье, сила и красота, а также и внешних, таких как богатство и слава.
Нравственная философия Аристотеля в отличие от Платона основана на здравом смысле, на признании комплекса условий, необходимых для счастья, – как высоких духовных качеств, так и наличия внешних и телесных благ 29 . Этому учит опыт жизни. Если в нравственной философии присутствует синтез опыта жизни, то в физике – изыскание причин вещей. Однако и опыт жизни и причины вещей образуют бесконечные ряды, из которых нельзя сложить единую целостность в качестве основания философской истины. Философская истина, как исходное действительного знания, должна относиться к целостности мироздания. Но как возможна такая целостность?
29
См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – С. 214–215.