Россия и современный мир №2 / 2013
Шрифт:
Обычно попытки «улучшения» прошлого принимаются на веру. Этому помогают соответствующие статистические данные, способные магически воздействовать на людей непосвященных. В советское время людей приучили фетишизировать экономические показатели (как только вера в них пропала, рухнул Советский Союз). Сегодня любая формально-логическая аргументация остается наиболее доходчивой (даже если с ее помощью выстраиваются нелепые конструкции).
Есть тип «исследователей», которые, подобно Дон Кихоту, непременно сразятся с ветряными мельницами. Конец известен. Люди, странствующие в тумане «возвышающего обмана», непременно заведут в дебри исторического невежества. Нынешняя информационная революция лишь ускорит процесс беспомощного блуждания в собственном прошлом.
Историческое бытие каждого народа словно подстраивается к ключевым
Некоторые авторы определяют современное состояние исторического сознания как postshok 17 . Другие, напротив, провозглашают русскую историю особо успешной 18 . Возникает опасность очередного «оптимистичного» переписывания истории. Сталкиваясь с хаосом бытия, человек пытается напялить на него смирительную рубашку «нормы» и «порядка». Этот обычный самообман лежит в основе нашего восприятия как прошлого, так и настоящего. Следовало бы научиться понимать историю изнутри, избегая доступных «истин», которые нашептывает нам легкомысленная современность. Получается с точностью до наоборот. В современном обществе сделать это особенно легко с помощью визуально-сетевых средств массовой информации. Историческая память, ранее формировавшаяся легендами, фольклором, обычаями, ритуалами, оказывается под непрерывным обстрелом дилетантов, возвещающих о «своем» взгляде на прошлое на фоне совершенно не соответствующего реалиям видеоряда. Самое легкомысленное в истории – исходить из формальных аналогий. Мифотворчество глобализующегося мира упорно оперирует внешним сходством.
17
Шахназаров Г.Х. Postshock, или Роковое расставание с прошлым. – М., 2001.
18
Соловей В.Д. Русская история: Новое прочтение. – М., 2005. – С. 7–9.
Было бы странным, если бы в России не сложилось особого отношения к власти. Для россиянина она поистине онтологическая величина, единственно способная упорядочить пугающие пространства территорий, этносов, не говоря уже о непокорных людских душах 19 . «…Человек …жаждет завершенности и потому отдается в объятия тоталитаризмов, которые являются искажением надежды» 20 . Но если бесконечность и вечность – «естественное» пространство империи – становятся «координатами» существования державы, то последняя сама становится верой 21 .
19
См.: Королёв С.А. Бесконечное пространство. Гео- и социографические образы власти в России. – М., 1997.
20
Рикёр П. Виновность, этика и религия // Конфликт интерпретаций. – М., 2002. – С. 518.
21
Исаев И.А. Топос и номос: Пространства правопорядков. – М., 2007. – С. 19–20.
В оценке российской государственности легко впасть в обольщение (как и в анархистское отторжение). Даже академичные авторы то и дело сбиваются на апологетику отдельных правителей, особенно «несправедливо» обиженных исторической судьбой. Если к этому добавить, что и Серафим Саровский, и Иоанн Кронштадтский, и вообще все русские «провидцы» предсказывали неизбежное торжество зла на русской земле, то картина «непредсказуемого» российского прошлого «высветится» с помощью сказок в заговоры «злодеев» против «добрых» правителей.
Известно, что бывают времена, когда персональные комплексы начинают резонировать с общественными психозами. Настоящий психоментальный бич нашего времени – вера во всесилие так называемых политтехнологий. В известные времена идеология, словно растворяясь в технике, начинает продуцировать технократический
22
Юнгер Ф. Совершенство техники. Машина и собственность. – СПб., 2002. – С. 184–185.
23
См.: Стариков Н. Февраль 1917: Революция или спецоперация? Изд. 3. – М., 2007.
Современное информационное пространство – питательная среда для лжепророков, использующих груз коллективной памяти народов для натравливания их друг на друга.
Почему люди по-прежнему с готовностью внимают им? Конечно, миф прописан в природе человека. Но какой миф наиболее востребован во времена постмодерна? Несомненно, новая «досуговая» культура требует «одомашнивания» прошлого, втискивания его в ставший привычным телеэкран. В общем, наиболее востребована «история для дураков», но сочиненная людьми с учеными степенями.
Всякий исторический источник многомерен – каждый выбирает из него то, что соответствует его уровню понимания, и интерпретирует этот материал в соответствии с собственными ментальными и нравственными установками. Конечно, по-прежнему существует профессиональное источниковедение, призванное свести неизбежную необъективность к минимуму. Однако современная медийная поп-культура ставит на один уровень графомана-параноика и историка-профессионала. Сказывается и так называемая политкорректность – суррогат и морали, и даже веры. В итоге картина прошлого искажается особенно интенсивно. Результаты показательны. Скажем, в марте 1917 г. Русская православная церковь практически in corpore отступилась от своего формального главы – императора Николая II, но об этом сегодня предпочитают не вспоминать. Возникло представление, что самодержавие и православие всегда жили душа в душу. Именно это нужно современной власти.
Год истории стал феноменом российской истории и историографии. Задача историка как всегда проста: обнажить смыслы и ценности прошлого. Произошло нечто противоположное: в 2012 г. историки в очередной раз продемонстрировали свою лояльность фетишу российской государственности.
Всякие памятные даты и юбилеи у нас, как правило, не имеют отношения к собственно исторической памяти. Это – явления сугубо политические. Существует убеждение, что государственные начала стали формироваться у восточных славян до появления Рюрика, хотя в действительности об этом ничего не известно.
Пропагандистская направленность Года истории очевидна. Власть решила напомнить о своих тысячелетних – вроде бы непоколебимых – устоях, благодаря которым и поляков удалось прогнать, и Наполеона победить, и, конечно, всех нынешних (и будущих!) супостатов одолеть. Вообще-то русский народ действительно умел одолевать всех внешних врагов и даже охотно помогал расправиться с врагами внутренними. Однако ему никак не удается построить государство, которое обходилось бы без образа врага, в том числе и среди собственных подданных.
Как же быть нынешнему профессиональному историку, зажатому между текущей политикой, четко сознающей свои практические цели, и исторической памятью, существующей вопреки политикам и, тем более, профессиональной историографии? Ведь историк, желает он того или нет, «формирует политические идеалы будущего, и именно поэтому сам должен руководствоваться высочайшими идеалами и сохранять независимость от текущих политических дискуссий» 24 . Но возможно ли такое в принципе? И откуда должен историк черпать свои идеалы?
24
Хайек Ф. фон. Судьбы либерализма в ХХ веке. – М., 2009. – С. 254.