Россия и становление сербской государственности, 1812–1856

Кудрявцева Елена

В правящих кругах России мнения о дальнейших шагах на Балканах резко разделились. Руководители Министерства иностранных дел К. В. Нессельроде и И. Каподистрия возглавили две противоборствующие группировки. Последнего поддерживали влиятельные русские дипломаты Г. А. Строганов в Константинополе. Ю. А. Головкин в Вене, Х. А. Ливен в Лондоне, К. О. Поццо-ди-Борго в Париже [100] . Выражая мнение всей «военной партии», Каподистрия разработал план «понудительных мер» по отношению к Османской империи и ждал лишь согласия императора ввести войска в Дунайские княжества.

100

Достян И. С. Россия и Балканский вопрос. М., 1972. С. 214.

Группировка Нессельроде считала необходимым сохранять верность принципам Священного союза, находя несовместимой с ними военную поддержку революционного движения. Александр I предпочел поддержать эту партию, что определило всю дальнейшую политику России во время кризиса. Следствием победы партии Нессельроде стала отставка всех приверженцев войны – Строганова, Головкина, Каподистрии.

В начале 20-х гг. XIX в. революционные движения развернулись в Испании, Неаполе, Португалии

и Пьемонте, что не могло не вызвать тревоги реакционных правительств Европы. Они рассматривали греческое восстание в одном ряду с другими европейскими революциями. Конгрессы Священного союза были призваны выработать единую точку зрения на происходящие процессы в социально-экономической и политической жизни целого ряда государств, наметить конкретные действия, вплоть до вооруженной интервенции союзных держав в страны, охваченные революционным пожаром. Прежде всего великие европейские державы стояли за сохранение политики status quo на Балканах. Особенно ярыми приверженцами такой политики были англичане. Англия сохраняла с Портой дружественные отношения и была заинтересована в скорейшем подавлении греческого восстания. Правда, уже в 1823 г. в правящих кругах Великобритании наметилась тенденция к поддержке греческого освободительного движения – долгие колебания Петербурга использовались для того, чтобы представить русскую политику в невыгодном свете и выступить единственным посредником в урегулировании турецко-греческих отношений. Английский министр иностранных дел Дж. Каннинг заявил в 1823 г.: «Россия покинула свое передовое место, Англия должна воспользоваться этим и занять его» [101] .

101

Цит. по: Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887. С. 154.

Австрия также выступала за неделимость Османской империи, отвергая возможность любых национально-освободительных движений. Австрийский канцлер прежде всего опасался «дурного примера» восставших греков для многочисленных народов своей страны. Что касается Франции, то ее позиции были ослаблены после Наполеоновских войн и она не имела решающего голоса в обсуждении европейских проблем. Она была заинтересована в предоставлении ей торговых привилегий в районе Средиземноморья и Балкан, а для их обеспечения также требовалось сохранение status quo.

Российское правительство было вынуждено поддерживать общие антиреволюционные настроения держав – членов Священного союза, но в то же время считало, что России принадлежит особая миссия в разрешении конфликта на Балканах. Учитывая ее признанную роль в качестве державы – покровительницы православного населения Османской империи, российские власти пытались протестовать против особо жестокого обращения турецких войск с мирным населением Греции. Российский МИД представил Порте целый ряд официальных нот в защиту греков, мало надеясь на их результативность. Между тем после разрыва русско-турецких дипломатических отношений в это время впервые стали появляться планы вооруженной защиты Россией своих прав на Балканах. Представителям в Вене, Берлине, Париже и Лондоне предлагалось запросить соответствующие кабинеты об их отношении к возможной посылке русских войск в европейские провинции Османской империи [102] . Опасаясь брать на себя ответственность в столь «общем» для всех европейских держав деле, как судьба Османской империи, Александр I хотел заручиться если не прямой поддержкой союзников, то хотя бы их нейтралитетом. Российские правящие круги пытались заранее выработать общую с союзниками точку зрения на балканские дела, а при благоприятных обстоятельствах – привлечь их к совместным военным действиям. Александр I даже поделился своими соображениями с министром иностранных дел Великобритании Р. Каслри [103] .

102

ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 279. Циркулярная депеша управляющего Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде посланнику в Берлине Д. М. Алопеусу, посланнику в Вене Ю. А. Головкину, поверенному в делах в Лондоне П. А. Николаи, послу в Париже К. О. Поццо-ди-Борго. 29 августа (10 сентября) 1821 г.

103

ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 279. Письмо Александра I министру иностранных дел Великобритании Каслри. 29 августа (10 сентября) 1821 г.

Восстановление дипломатических отношений между Россией и Османской империей стало возможным лишь после того, как Порта согласилась удовлетворить русские требования относительно свободного прохода торговых судов через Проливы и эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. Этому предшествовала нота, врученная английским послом в Константинополе лордом Стренгфортом Порте 11 августа 1823 г. В ноте указывалось на неправомерность действий османского правительст ва, а проводимая им политика называлась «заблуждением» [104] . Английский кабинет взял на себя урегулирование русско-турецких отношений, стремясь избежать военного конфликта на Балканах. В Великобритании прекрасно понимали, что «миролюбивая политика российского государя… достаточно непопулярна в империи среди государственных служащих и военных. Русские коммерсанты и земледельцы присоединяют свой голос к голосу тех своих сограждан, кто и раньше высказывался за войну» [105] . Усилиями западных держав Александр I, «несмотря на справедливое свое неудовольствие против турок», начал некоторое сближение с османским правительством [106] . В октябре 1823 г. генеральный консул России в Бухаресте М. Я. Минчаки был назначен временно управляющим торговыми делами в Константинополе.

104

ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 709. Прим. 114.

105

ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 712. Прим. 116.

106

Записки гр. Ал. Ив. Рибопьера // РА. 1877. Кн. 5. С. 122.

Миссия Минчаки рассматривалась в Петербурге в качестве «залога и предвестия» восстановления дипломатических отношений с Османской империей [107] и должна была послужить

свидетельством примирительной политики России, готовой пойти на улучшение отношений с Портой [108] . Согласно инструкции, Минчаки поручалось урегулировать и восстановить торговые связи, но при этом не исключалась возможность, пользуясь случаем, довести до сведения султанского правительства политические виды России. Вместе с тем Минчаки должен был дать почувствовать разницу между порученной ему миссией и подлинным «восстановлением прежних отношений между двумя империями» [109] в полном объеме.

107

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 240. Инструкция статс-секретаря К. В. Нессельроде генеральному консулу в Бухаресте М. Я. Минчаки. 8 (20) октября 1823 г.

108

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 228. Письмо статс-секретаря К. В. Нессельроде послу Великобритании в Константинополе Стрэнгфорту. 28 сентября (10 октября) 1823 г.

109

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 240. Инструкция статс-секретаря К. В. Нессельроде генеральному консулу в Бухаресте М. Я. Минчаки. 8 (20) октября 1823 г.

Уже в августе 1824 г. на пост посланника и полномочного министра в Константинополе был назначен А. И. Рибопьер. Однако его отъезд в турецкую столицу был отсрочен до тех пор, пока османское правительство не предпримет конкретных мер по эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. На Минчаки временно возлагались обязанности поверенного в делах [110] . Осенью 1825 г. на конференции между Минчаки и реис-эфенди (министр иностранных дел Турции) впервые после длительного перерыва вновь возник вопрос о Сербии. Речь снова шла о выполнении VIII статьи Бухарестского договора [111] . В решительной форме Порте опять предъявлялось требование выполнения всех ее обязательств по заключенным ранее соглашениям.

110

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 595. Управляющий Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде М. Я. Минчаки. 16 (28) августа 1824 г.

111

АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 2351. Л. 169–169 об. Протокол конференции от 1 (13) октября 1825 г. между М. Я. Минчаки и реис-эфенди.

Возвращение к обсуждению сербской темы и решительный тон российских выступлений свидетельствовали о том, что правящие круги подготовили новый план действий на Востоке. Неудача Петербургской конференции европейских держав по греческому вопросу еще раз подтвердила нежелание правительств Англии, Австрии и Франции пойти на соглашение с Россией и принять коллективные меры по урегулированию греко-турецкого конфликта. Александр I, ранее не решавшийся нарушить обязательства, вытекавшие из членства в Священном союзе, и стремившийся «не допустить в греческом вопросе другой гарантии и вмешательства, кроме коллективного», решился наконец на самостоятельную инициативу [112] . Российский император заявил, что впредь Россия считает бесполезным «вступать в новые объяснения со своими союзниками о турецких делах» и «будет исключительно следовать своим собственным видам и руководствоваться своими собственными интересами». Лондонская «Таймс» признавала, что продолжительное время союзнические узы налагали обязательства и удерживали российского императора от самостоятельных шагов: «Потребовалось четыре года тяжелой борьбы, – писала она в декабре 1825 г., – чтобы помешать Александру I пройти маршем от Дуная и уничтожить турецкий деспотизм» [113] .

112

Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1878. Т. IV. Ч. I. С. 331.

113

Цит. по: Гуткина И. Г. Противоречия европейских держав в первые годы греческой войны за независимость (1823–1826 гг.) // УЗ ЛГПИ. Л., 1966. Т. 288. С. 168.

Новая политика российского двора заставила англичан искать с ним сближения. Позиция Англии в греческом вопросе не удовлетворяла ни Порту, ни греков. В этих условиях решительные намерения российского императора грозили подорвать влияние Великобритании в Восточном Средиземноморье. Министр иностранных дел Англии Дж. Каннинг уже не отрицал возможности вооруженного вмешательства в греко-турецкую войну и запросил британское адмиралтейство, достаточны ли английские морские силы в Седиземноморье для того, чтобы «настоять на перемирии между воюющими сторонами» [114] .

114

Цит. по: Гуткина И. Г. Противоречия европейских держав в первые годы греческой войны за независимость (1823–1826 гг.) // УЗ ЛГПИ. Л., 1966. Т. 288. С. 167.

Заручившись поддержкой Англии, Россия приступила к военным приготовлениям: разрабатывались планы военных действий, укреплялись войска на границе с Турцией, принимались меры по усилению военно-морского флота [115] . В Петербург был вызван командующий 2-й Южной армией генерал П. Х. Витгенштейн. Вероятность близкой русско-турецкой войны угадывалась в действиях и заявлениях российского правительства. «Апостол войны» Поццо-ди-Борго еще в 1824 г. сказал, что если бы Россия обратилась к решительным действиям раньше, то «энергетическая мера эта вовсе не потревожила бы общеевропейского спокойствия» [116] . Войну ожидали весной 1826 г., она казалась неминуемой. Смерть императора Александра I, считали в Европе, лишь отсрочила ее на незначительное время.

115

Ляхов В. А. Русская армия и флот в войне с Оттоманской Турцией в 1828–1829 гг. Ярославль, 1972. С. 39.

116

Епанчин Н. Очерк похода 1829 г. в Европейской Турции. СПб., 1906. Ч. III. С. 362.