Россия и Запад
Шрифт:
Закат здесь — это «тихое сияние садящегося солнца», белое и серое на красном подмалевке.
82
«Но что за небо!: Благостно светлая голубизна, в которую теснятся облака, одно другого прозрачней, внизу сплошь в переходах белого, а вверху — тот (особый) бледный, величественный серый, клубящийся теплыми валами, будто на красном подмалевке, и поверх всего — это тихое сияние садящегося солнца» («Вечер в Сконе»).
Закат у Пастернака несет в себе совсем иную интенсивность цвета и света, иное настроение. Кроме общеязыковой ассоциации с концом, слово закат в переводе из Рильке вызывает в памяти прежде всего четвертый отрывок из написанного Пастернаком в том же 1956 году цикла о Блоке:
Зловещ83
Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. С. 100.
В черновом варианте строк Когда ж над большою столицей / Край неба так ржав и багрян читалось Когда же закат над столицей / Так ветрено ржав и багрян, а в последнем четверостишии было След этого лег на стихи, / Отсюда закатные краски, / Зигзаги на них и штрихи [84] . Закатная, карминная краска входит и в перевод из Рильке. Ассоциации — вольные или невольные — с Блоком [85] неслучайны. Фигуры Рильке и Блока во многом определяют в восприятии Пастернака эпоху начала 1900-х годов. В посвященном этому времени разделе эссе «Люди и положения» Блоку не только отведена особая глава (3-я), но в части, посвященной Рильке и включающей переводы «За книгой» и «Созерцание» (гл. 8–9), он сопоставляется с Рильке.
84
Там же. С. 637.
85
В частности, с поэмой «Возмездие», как отмечают в своем комментарии к циклу «Ветер» B. C. Баевский и Е. Б. Пастернак (Пастернак Б. Полн. собр. стихов и поэм. СПб., 2003. С. 743).
Расхождение образных языков оригинала и переложения в паре Abend — закат становится еще более очевидным в вытекающей из нее картине ночи [86] :
86
Описание ночи Э. Нёльдеке приводит как пример утраты «атмосферы оригинала» (die Atmosphare des Originals). По мнению немецкой исследовательницы, чрезмерная точность описания у Пастернака — по сравнению с неопределенностью (Ungenauigkeit) словесных образов у Рильке — приводит к разрушению созданной этими образами атмосферы сумерек (N"oldeke Е., geb. Bruzzone. Boris Leonidovic Pasternak und seine Beziehungen zur deutschen Kultur. S. 98).
Как и вечер, летняя ночь (Sommernacht) у Рильке — образ очень светлый. Широта пространства передана в немецком тексте не столько через зрительные, сколько через акустические образы ночной тишины: в ней слышно далеко, и все кажется исполненным глубокого смысла. В версии Пастернака от просветленности летней ночи Рильке не остается и следа. Если у Рильке немногие деревья и человеческие фигуры, расставленные в ночном пространстве, подчеркивают широту этого пространства и свойства тишины, то деревья и фигуры у Пастернака складываются в картину испуга и приглушенности. Ночь в его тексте — не продолжение и развитие открывшегося Читающему вечернего света, как у Рильке, но отсутствие света, его исчезновение после вспышки заката. Тем настойчивее ночь вынуждает глаз к особому настрою зрения и тем сложнее задача проникновения Читающего в мир.
Такое, казалось бы, очевидное искажение оригинала [87] находит разрешение в более широком контексте творчества Рильке, что позволяет приблизиться к пониманию переводческой стратегии Пастернака. Тревожный образ заката, «вчитанный» Пастернаком в текст «Der Lesende», как и связанные с ним образы ветра и бури, находит соответствие в других стихах «Книги образов». Перечень соответствующих текстов сборника можно начать с «Der Schauende», первоначально называвшегося «Sturm» («Буря») [88] . В пастернаковском переводе этого стихотворения («Созерцание»), включенном, как и «За книгой», в эссе «Люди и положения», также есть характерная перекличка с четвертым отрывком о Блоке. В качестве эквивалента немецкого Sturm в начале «Созерцания» Пастернак использует слово ураган: «Деревья складками коры / Мне говорят об ураганах…» («Ich sehe den B"aumen die St"urme an…»),
87
Отмечая места несходства «За книгой» с текстом Рильке, У. Арндт предполагает у Пастернака «более строгий поэтический вкус» («а more austere poetic taste»), а местами — непонимание немецкого текста («I must suspect that Pasternak’s German has abandoned him at such places» — Arndt W. Pasternak’s Vfersions of Early Rilke Poems. P. 176).
88
См. коммент. в: Rilke R. M. Kommentierte Ausgabe. Bd. I. S. 835.
89
Пастернак Б. Воздушные пути: Проза разных лет. С. 434; Rilke R. M. Kommentierte Ausgabe. Bd. I. S. 332–333; Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. С. 100.
90
К периоду создания «Книги образов» относится и одно из русских стихотворений Рильке, которые написаны им в России и включены в дневник (запись 5 декабря 1900 г.), — «Poschar». Реальное происшествие — пожар, виденный во время поездки на телеге из усадьбы Новинки в деревню, — находит параллель в картине заката (не всегда верные ударения при чтении следует приноравливать к размеру): «Wdrug on samolk: dalj sgorela, / Wed i nebosklon gorit. / Paren dumal: trudno schit! / Potschemu spasenja net? / Semlja k nebesam gljadela —, / Kak by schaschdala otwet» (Rilke R. M. Briefe und Tageb"ucher aus der Fr"uhzeit: 1899 bis 1902 / Hrsg. von R. Sieber-Rilke und C. Sieber. Leipzig, 1931. S. 403–404).
В финале пастернаковского переложения читаем (курсив мой. — М.Б.):
91
«Постепенно я начинаю понимать эту жизнь, которая через огромные глаза входит в охваченные вечным ожиданием души».
Дойдя до слова околица, читатель едва ли понимает его иначе, чем «горизонт». Через строчку метафорическое тождество края земли и края села оказывается тождеством оптическим:
А крайняя звезда в конце села — Как свет в последнем домике прихода [92] .92
Внешне сходным образом в последнем из «четырех отрывков о Блоке» соотнесены горизонт и край неба: «Зловещ горизонт и внезапен, / И в кровоподтеках заря, / Как след незаживших царапин / И кровь на ногах косаря. <…> Когда ж над большою столицей / Край неба так ржав и багрян, / С державою что-то случится, / Постигнет страну ураган» (Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. С. 100).
Выбор слова околица, думается, не случаен. Оно не только порождает важный для Пастернака и отсутствующий у Рильке образ. Благодаря созвучию со словом око, слово околица оказывается связанным с ключевой для всего текста в целом темой зрительного восприятия мира (des Schauens) [93] .
На лексике зрения и света строится весь предшествующий текст стихотворения «За книгой». В нем различаются три рода зрения, каждый из которых последовательно расширяет кругозор Читающего («я») — область видения и понимания мира.
93
У Рильке начала 1900-х гг. эта тема связана с категорией образа как «зримого высказывания» («sichtbare Aussage»), С активностью творческого восприятия мира, с превращением поэта-художника в сплошной глаз («Nur-Auge-Sein» — дневник Рильке, 10 сентября 1900 г.). См. анализ семантики зрительных образов в «Книге образов» в работах: Pagni A. Rilke um 1900: "Asthetik und Selbstverst"andnis im lyrischen Werk. (= Erlanger Beitr"age zur Sprach- und Kunstwissenschaft. Bd. 72). N"urnberg, 1984. S. 108 ff.; Heinz J. Das Buch der Bilder (1. Fassung, 1902). S. 228–229. О дальнейшем развитии этой темы см. коммент. в: Rilke R. M. Kommentierte Ausgabe. Bd. I. S. 796–797.
Поначалу зрение Читающего направлено внутрь:
Весь с головою в чтение уйдя, <…> Я вглядывался в строки.Замкнутость этого внутреннего мира нарушается событием, вторгающимся снаружи, — вечерней зарей, отсвет («взгляд») которой падает на книгу:
Как вдруг я вижу, краскою карминной В них набрано: закат, закат, закат. Я знаю, солнце, покидая сад, Должно еще раз было оглянуться Из-за охваченных зарей оград.