Россия и Запад
Шрифт:
Взгляд Читающего обращается наружу, в мир [94] , где возможны две стадии видения: пассивное зрение-глядение и активное зрение-вглядывание. Первое дает возможность выйти за пределы внутреннего мира:
И если я от книги подыму Глаза и за окно уставлюсь взглядом, Как будет близко все, как станет рядом. Сродни и впору сердцу моему!Особого настроя зрения, зрения-вживания требует от Читающего наступившая ночь:
94
Ср. возобновление этой темы в позднейшем творчестве Рильке также в «Der Leser» (1908) и в «Hebend die Blicke vom Buch» (1914).
О движении постепенного сближения с миром говорится как о последовательно преодолевающем границы движении взгляда. Этапы расширения горизонта у Пастернака связаны как система концентрических кругов (чего тоже нет у Рильке): окно (2, 21) — ограды (14) — околица.
Все это подготавливает восприятие слова околица как «границы видимого оку пространства» [95] , которое увидено в этом тексте с точки зрения Читающего. На фоне предшествующего текста внутренняя форма слова околица в читательском восприятии обогащается новой возможностью: в нем «высвечивается» слово око. Вне этого текста ни то ни другое не верно (этимологически околица восходит к околь — «округ, округа» [96] ). Но внутренняя рифма око — околица позволяет выделить и «договорить» начатую у Рильке мысль.
95
Ср. толкование В. Даля: «Окраина земной поверхности, вкруг наблюдателя, где примыкает небо; небосклон, кругозор, небозем, небоскат, закат неба; глазоём, зреймо; <…> озор, овидь арх. оглядь орл. черта, отделяющая видимую нами часть неба и земли от невидимой. <…> *Круг понятий человека, пределы того, что он может обнять умственным оком, по степени образования своего, по познаниям и уму» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I. М., 1978. С. 379).
96
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Изд. 2-е, стереотипное. Т. III. М., 1987. С. 129.
В немецком тексте «зрительный» ряд играет важную роль, но у Пастернака он заметно усилен. Распределение компонентов этого ряда по обоим текстам таково (отсутствие эквивалента обозначается прочерком, в скобках указываются номера строк, отсылающие к текстам в начале статьи):
По сравнению с текстом Рильке «зрительный» ряд в переводе расширен почти вдвое (вместо четырех позиций — семь). Этого оказывается достаточно, чтобы создать мощное поле «зрительной» идеи, способное вовлекать в себя слова с несобственно «зрительной» семантикой. Так, я знаю (12) в ряду вглядывался — вижу — я знаю — я увижу начинает восприниматься как синоним (я) вижу. В немецком соответствующие глаголы sehen и wissen (weiss ich, 14) могут вступать в сходные ассоциативные отношения, однако в тексте Рильке эта ассоциация явно слабее, чем у Пастернака. Еще слабее она в случае глагола sich verweben (dass ich mich verwebe, 26). В немецкой идиоматике и поэзии weben («ткать») регулярно рифмуется с leben («жить») [97] , сохраняя в языке древний образ жизни как ткани. Тривиальная с точки зрения немецкого языка рифма lebe (24) — verwebe (26) у Рильке связана прежде всего с чрезвычайно значимым для него в период создания «Книги образов» понятием жизни и темой включенности в нее [98] . Пастернаку удается передать рифмующуюся немецкую пару одним словом — вжиться (24), используя при этом имеющуюся в русском языке (и отсутствующую в немецком) возможность образовать от жить приставочный глагол со значением ‘sich verweben’. Но именно вследствие этой компрессии вжиться, оставшись без коррелята, оказывается вовлеченным в поле «зрения» и приобретает контекстное значение ‘всмотреться’.
97
Ср., в частности: alles an ihm lebet und webel (о живом, подвижном человеке).
98
Ср. близкое употребление verweben в стихотворении «Gebet» («Молитва») «Книги образов»: «Nacht, stille Nacht, in die verwoben sind / ganz weisse Dinge, rote, bunte Dinge, / verstreute Farben, die erhoben sind / zu Einem Dunkel Einer Stille, — bringe / doch mich auch in Beziehung zu dem Vielen, / das du erwirbst und "uberredest…» («Ночь, тихая ночь, в которую вплетены совсем белые предметы, красные, разноцветные предметы, разрозненные цвета, преображенные в Единый Мрак Единой Тишины, — дай и мне найти связь со всем тем многообразием, которое ты завоевываешь и переубеждаешь» — Rilke R. M. Kommentierte Ausgabe. Bd. I. S. 284).
Замыкается «зрительный» ряд словом околица, на которое благодаря enjambement приходится особое ударение и для которого в немецком оригинале эквивалента не находится [99] . На первый взгляд появление в финале стихотворения слов с ярким couleur locale [100] (кроме околица, также село и приход), как и большая подробность картины, удаляет переложение от оригинала (на что обратил внимание К. М. Азадовский [101] ).
99
Оговорюсь, однако, что здесь нельзя исключить возможность немецких языковых ассоциаций, и тогда в слове околица можно уловить близкое, хотя и ложноэтимологическое созвучие собственно немецкому синониму слова Horizont — Gesichtskreis (букв, ‘то, что находится в круге зрения’). Часть его омофонична слову Gesichl ‘лицо’, подобно тому как часть слова околица совпадает с одной из форм слова лицо.
100
О «русификации» в переводах Б. Пастернака ср.: Сергеева-Клятис А. «Портрет оригинала»: К теме Пастернак-переводчик // Eternity’s Hostage: Selected Papers from the Stanford International Conference on Boris Pasternak, May, 2004. In Honor of Evgeny Pasternak and Elena Pasternak / Ed. by L. Fleishman. Part II. Stanford, 2006. P. 343–355. Зд. P. 346.
101
Азадовский К. Борис Пастернак и Райнер Мария Рильке. С. 11, прим. 24.
102
Последняя строка стихотворения «Der Lesende» — «der erste Stem ist wie das letzte Haus» — очевидным образом перекликается с вступительным текстом всего сборника Рильке «Книга образов»: «Als letztes vor der Ferne liegt dein Haus» («Твой дом — последний, дальше — даль» — «Eingang» («Вступление») // Rilke R. M. Kommentierte Ausgabe. Bd. I. S. 257). Ср. также в другом стихотворении сборника, «Am Rande der Nacht» («На краю ночи»): «Meine Stube und diese Weite, / wach "uber nachtendem Land, — / ist Eines» («Моя комната и эта бессонная ширь над ночной землей — одно» — Ibidem. S. 283).
103
В финале «За книгой» трудно отвлечься от ассоциации с переделкинским домом Пастернака, ср.: «Справа от стола, стоявшего посредине большой рабочей комнаты на втором этаже, был виден сад и огород, а за забором расстилалось поле — то вспаханное, то цветущее, то по-осеннему пустынное, то заснеженное. Это поле казалось продолжением его рабочего стола» (Озеров Л. Сестра моя — жизнь // Воспоминания о Борисе Пастернаке. С. 443).
Можно было бы пронаблюдать и другие знаменательные расхождения между пастернаковским переложением и «Der Lesende» Рильке. Я остановилась на двух из них, показательных, как представляется, для переводческой позиции Пастернака. Те связи, которые закат и околица обнаружили в более широком контексте творчества Рильке и Пастернака, позволяют увидеть неслучайность этих отступлений от оригинала. Вызванный ими сдвиг образной системы отражает, по-видимому, восприятие Пастернаком поэтического языка Рильке. Становится понятнее, что имел в виду Пастернак, говоря о поиске верного «тона» в переводе [104] .
104
За ценные замечания по тексту статьи я признательна Е. Семеновой и А. Шибаровой.
Неизвестное письмо Брюсова к Бальмонту
Как хорошо известно, переписка В. Я. Брюсова с К. Д. Бальмонтом была опубликована А. А. Ниновым и P. Л. Щербаковым в одном из брюсовских томов «Литературного наследства» [105] . Вместе с тем во вступительной статье к данной публикации читаем:
Письма Брюсова к Бальмонту не сохранились, так как личный архив Бальмонта за рубежом оказался утерянным и, по-видимому, погиб безвозвратно. От этих писем, которых должно было быть не менее ста, в личном архиве Бальмонта осталась небольшая пачка черновиков. <…> Всего таких черновиков сохранилось более двадцати [106] .
105
Переписка с К. Д. Бальмонтом 1894–1918 / Вступ. ст. и подгот. текстов А. А. Нинова; коммент. А. А. Нинова и Р. Л. Щербакова // Литературное наследство. М., 1991. Т. 98, кн. 1. Валерий Брюсов и его корреспонденты. С. 30–239. Впрочем, достаточно заметную часть этой публикации составляют отсылки к другому источнику — Письма <Брюсова> из рабочих тетрадей (1893–1899) / Вступ. ст., публ. и коммент. С. И. Гиндина // Там же.
106
Переписка с К. Д. Бальмонтом 1894–1918. С. 31.
В текстологической преамбуле читаем также:
В архиве Брюсова остались черновики его писем к Бальмонту — основная их часть на отдельных листах (наиболее законченные по тексту); некоторые письма были вписаны Брюсовым в его дневники 1890-х годов. <…> В черновиках брюсовских писем к Бальмонту, сохранившихся в ГБЛ, адресат иногда не указан; поэтому, кроме основной стопки черновиков, явно обращенных к Бальмонту (Ф. 386, 69.26), несколько писем без личного обращения и адреса оказались по ошибке среди писем Брюсова к Курсинскому и Самыгину [107] …
107
Там же. С. 79–80.
Из этого понятно, что разыскания среди черновиков брюсовских писем к разным людям могут привести к новым находкам. Одну из таких находок мы предлагаем вниманию юбиляра и читателей.
Отношения В. Я. Брюсова с А. А. Шестеркиной достаточно хорошо известны [108] . Вместе с тем их переписка таит немалое количество загадок, поэтому следует несколько отвлечься и сказать несколько слов по ее поводу.
Знакомство совсем молодых людей состоялось довольно рано. В ноябре 1899 года Брюсов записал в дневнике:
108
Подробнее см.: Письма к АЛ. Шестеркиной 1900–1913/ Пред. и публ. B. Г. Дмитриева // Литературное наследство. М., 1976. Т. 85. Валерий Брюсов. C. 622–656. Имя Шестеркиной также регулярно возникает при разговоре о судьбе Н. Г. Львовой — она была конфиденткой младшей женщины, а после ее смерти исполняла разные поручения Брюсова (см., напр.: Лавров А. В. Русские символисты: Этюды и разыскания. М., 2007. С. 199–208).