РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ
Шрифт:
По южную сторону от Кавказских гор некоторая политическая стабильность наблюдалась только в Армении, хотя и ее можно было назвать очень относительной, поскольку в 1990-х годах армяне пережили страшное обнищание, массовую эмиграцию и войну с Азербайджаном-единственный пока что пример войны между бывшими советскими республиками - в отличие от внутриреспубликанских военных действий. Причина войны была типично постимперской. В свое время, определяя межреспубликанские границы, Москва отдала нагорно-карабахский анклав, где преобладало армянское население, Азербайджану. Ни один армянин никогда не считал такое решение справедливым, но до тех пор пока империя непоколебимо и твердо стояла на ногах, армянам приходилось мириться с этой реальностью. Когда Горбачев начал разрушать полицейское государство и разрешил проведение политических дебатов, нагорно-карабахский вопрос снова встал на повестку дня. Как и любое государство в такой ситуации (а особенно государство, переживающее постимперское национальное возрождение), Азербайджан и слышать ничего не хотел об отделении спорной территории. У них тоже были веские причины оставить Нагорный Карабах в своих руках, поскольку это имело огромное символическое
Сейчас, как и в большинстве других конфликтов в бывшем Советском Союзе, военные действия между Арменией и Азербайджаном прекращены, но, разумеется, о настоящем примирении не может быть и речи. Двадцать процентов территории Азербайджана остается под армянской оккупацией. Помимо многотысячных потерь от военных действий, сотни тысяч беженцев с той и другой стороны были вынуждены покинуть свои дома. Сотни пали жертвой обоюдных погромов. Конечно, по масштабам кровопролития это несравнимо с Пенджабом или индо-пакистанской войной 1947-1948 годов, но параллели напрашиваются. Не говоря уже о тех долговременных и печальных последствиях, которые эта война, без сомнения, будет иметь для стабильности и безопасности всего региона. Обжегшись на власти антикоммунистической националистической интеллигенции, Азербайджан снова бросился в объятия Гейдара Алиева, лукавого коммунистического лидера республики эпохи Брежнева. Соседняя Грузия развивалась по похожей схеме, но там власть националистической интеллигенции привела страну к еще большему хаосу. Эдуард Шеварднадзе, министр иностранных дел при Горбачеве и наместник в Грузии при Брежневе, вернулся к власти в 1992 году и остается на посту президента страны до сих пор"4. Неудивительно, что опытные партийные чиновники оказываются зачастую более реалистичными политиками, чем интеллектуалы, набившие руку при советской системе на энергичной защите культурных прав своих народов, но начисто лишенные практических навыков политической и управленческой деятельности.
Грузия стоит особняком среди других бывших советских республик. Националистическая интеллигенция самостоятельно пришла к власти на выборах 1990 года, нанеся поражение коммунистической партии и вынудив ее уйти в оппозицию. Во многом это было связано с тем, что коммунистическая партия запятнала себя жестоким подавлением демонстрации в Тбилиси в апреле 1989 года, во время которой были убиты несколько женщин и детей. Однако у победителей на выборах 1990 года отсутствовали политический опыт, единство и выдержка, В результате вспыхнула небольшая гражданская война между политическими группировками и бандами их вооруженных сторонников, в которой принимала активное участие и государственная милиция, причем некоторые ее подразделения больше напоминали уголовных condottieri, чем защитников правопорядка.
23 ноября 2003 года Эдуард Шеварднадзе ушел в отставку с поста президента Грузии.
Кондотьеры (итал. condottieri, от condotta - договор о найме на военную службу) - в Италии X1V-XV1 веков предводители наемных военных отрядов [компаний), находившихся на службе у отдельных государей и римских пап, В современном языке употребляется в значении: легионеры, наемные солдаты.
В дополнение резко обострились отношения между грузинами и их северными соседями - абхазами и осетинами, что привело к беспорядкам и вспышкам насилия. В советское время и абхазы, и осетины имели свои маленькие автономные территории в составе Грузинской союзной республики. Они всегда искали поддержки Москвы для защиты от грузин и благодаря этой поддержке в значительной мере сохранили контроль над местным рынком рабочей силы и назначениями на руководящие посты в своем регионе. Перспектива распада Союза внушала им ужас, поскольку означала для них практически полную утрату автономии и безоговорочный переход под ферулу грузинского национального государства - национальные меньшинства часто оказываются в подобной ситуации при крушении империй. Заявления Звиада Гамсахурдиа, первого президента независимой Грузии, о намерении отменить автономные институты осетин и абхазов, естественно, оказались мощным стимулом к подъему радикалистских движений. В Абхазии националистическое движение и автономные институты набрали такую силу, что она отделилась от Грузии. В 1993 году абхазы сумели нанести поражение грузинской армии, отчасти потому, что у последней (как, впрочем, и у армий большинства постсоветских республик) отсутствовал профессиональный опыт, но также и потому, что абхазы получали помощь от России и от своих северокавказских соседей-мусульман. Двести тысяч грузин бежали из Абхазии. Они до сих пор остаются беженцами.
Помимо Кавказа, Таджикистана и Молдовы, единственной республикой, в которой после коллапса Советского Союза имело место политическое насилие, была непосредственно Россия. Главным образом это происходило во время чеченских войн на Северном Кавказе, являющемся частью Российской Федерации. Кроме того, в октябре 1993 года на улицах Москвы произошел короткий, но кровавый вооруженный конфликт между сторонниками Ельцина и оппозиции. Потери в этой схватке исчислялись десятками, а не тысячами, как в Чечне. Но эта война внутри политической элиты, произошедшая в самом центре столицы России, могла обернуться самыми трагическими последствиями и многое говорила о том, до какого накала дошла ситуация в высших эшелонах российской политики.
Отчасти это была просто схватка за власть между амбициозными политиками в обществе, где законы практически не действовали и формально еще остававшаяся в силе советская
Москва 1990-х годов слегка напоминала Вену периода между двумя мировыми войнами. Вооруженные столкновения в октябре 1993 года имели некоторое сходство с кровавой четырехдневной гражданской войной в Вене в феврале 1934 года, когда на фоне драматического и жестокого экономического коллапса ненависть между политическими партиями достигла своего пика, а военные ветераны из организации Heimwehr бушевали не хуже московских «афганцев» (ветераны афганской войны). И австрийская, и российская элиты испытывали глубокую ностальгию по имперской мощи, статусу и утраченному международному авторитету своей страны и были полностью дезориентированы этой потерей. Александр Лебедь, комментируя распад Советского Союза, говорил, что «кто не жалеет о его развале, у того нет сердца, а кто думает, что его можно будет восстановить в прежнем виде, у того нет мозгов. Сожалеть есть о чем: быть Гражданином Великой Державы, с множественными недостатками, но Великой, или захудалой «развивающейся» страны - большая разница».
Лебедь был весьма реалистичным и прагматичным русским националистом. Высказывания других его коллег зачастую выглядят гораздо более параноидально - впрочем, обстоятельства 1990-х годов отчасти их оправдывают. Националистическая интеллигенция давно уже рассматривает своих прозападных оппонентов не только как заблуждающихся, но и как предателей России. Давно устоявшаяся центральная националистическая идея состоит в том, что западные политические идеалы и традиции не подходят для России, что их импорт в российские условия уничтожит ее могущество и приведет к господству западной цивилизации, моральному разложению России и ее превращению в сырьевой придаток Запада. В 1988 году ультранационалистическая организация «Память» заявляла: «Мы превращаемся в технически отсталую страну уровня Индии и Бразилии». В 1993-м, а тем более в 2000 году это заявление уже не выглядело смехотворным.
Либеральный режим Горбачева, в котором доминировали представители прозападного лагеря, действительно - во зло или во благо - много сделал для уничтожения империи. При Ельцине еще более радикальные прозападные реформаторы довели экономику, в которой к концу 1990-х годов преобладал экспорт энергоносителей и сырья и господствовала политическая бизнес-элита с таким уровнем благосостояния и коррупции, что и не снился деятелям брежневской эпохи, до окончательного развала. Кристофер Клэпхем, старейшина британских экспертов по политике стран третьего мира, проводит сравнение типов коррупции, которые весьма характерны для советской и постсоветской политической жизни. В экономике, по большей части закрытой для международного капитализма, коррупция обычно означает «перераспределение и обмен прибылями внутри системы, а не выкачивание ресурсов из нее». Тогда как коррупция, связанная с экспортом источников энергии и минерального сырья, «обычно является коррупцией большего масштаба, основывается на манипуляции государственной властью и поддерживает соответствующий образ жизни привилегированного класса государственных служащих и их сторонников». Советский Союз при Брежневе не был полностью закрытой экономической системой, особенно для коммунистической элиты, которая имела доступ к западным потребительским товарам. Однако новая постсоветская элита умудрилась превратить большую часть ресурсов, которые использовались прежде для поддержания нужд сверхдержавы, в свою личную собственность. Она использовала неограниченное право на заграничные поездки и доступ к счетам в иностранных банках (чем никогда не обладали представители коммунистической элиты) для перевода своих богатств за рубеж, чтобы обезопасить их и иметь возможность вести образ жизни западноевропейских сверхбогачей. Это элита в латиноамериканском или нигерийском стиле.
Клэпхем Кристофер - современный английский ученый, профессор политики и международных отношении Кембриджского и Ланкастерского университетов.
Реформаторы первой половины 1990-х годов полагали, что экономика в конце концов будет определять политику и даже мораль. Марксистское мировоззрение подкреплялось безграничной верой в мудрость и достижения ортодоксальной англо-американской социологической науки. Частная собственность и железные законы капитализма скорее раньше, чем позже, превратят Россию в цветущее современное общество, развивающееся по западному образцу. Может быть, пророки либеральной ортодоксии окажутся правы. Возможно, культурный и образовательный уровень русского народа в совокупности с российской традицией государственности избавят Россию от статуса страны третьего мира. Однако для большинства других стран это оказывалось очень трудным делом. Те немногие из них (преимущественно это государства Юго-Восточной Азии), которые избежали такой участи, добились этого благодаря высококвалифицированной администрации дирижистского направления4*, не имеющей ничего общего с разлагающимся государственным аппаратом и насквозь коррумпированной и криминализированной политической бизнес-элитой России 1990-х годов. Принимая во внимание сегодняшние российские реалии, приходится только удивляться, что параноидальный национализм еще не так сильно влияет на российскую политическую жизнь. Во многом это происходит потому, что советская модель политической экономики, полностью воплощавшая в себе принципы автаркии и специфический российский путь к светлому будущему, лишь недавно окончательно обратилась в руины, что, надо сказать весьма дорого обошлось русскому народу.