Российская Зомбирация

Злобин

– Ну, ты дал. Откуда в тебе столько злости?

– Не люблю неправды, – уклончиво ответил он, – вырядились как на фестиваль уродов, как будто насилия в мире мало.

Ага, только что его, насилие, умножал.

Через несколько минут к нам подошел наряд полиции. Мы напряглись, но вместо наказания мы получили благодарность о том, что проучили зажравшихся подростков, которых тронуть, увы, они не имели права.

Моя жизнь не успела впасть в привычное русло, когда Феликс, раздобыв на дворовой распродаже, которую теперь часто устраивали домохозяйки, приличную одежду, не явился ко мне домой. Недавно он сердечно поблагодарил

меня за спасенную жизнь и ушел, уверив, что у него есть неотложные дела у сыскавшихся в городе родственников. Вчера проходило голосование по Новозомбиловску, на которое я благоразумно не явился. Ко дню выборов, к которым у меня, как у всякого здравомыслящего русского человека был выработан вековой скептицизм, скукота, казалось, проела плешь на макушке. Передо мной встал даже вопрос о поиске работы, ибо находясь в здравом уме, я понимал, что ни за что не полезу больше на промысел в область.

Именно в этот день ко мне пришел Феликс и сказал:

– Хочешь подзаработать?

Не нужно пояснять, что я ответил да.

Я никак не мог понять для чего мы пришли в этот дом культуры, обильно украшенный флагами, словно наступила питейная майская неделя. Город был переполнен полицией, а улицы перекрыт для движения транспорта. Как мне пояснил Феликс, предстояла какая-то бумажная волокита, за которую новоиспеченная и победившая на выборах Партия Живых теперь хорошо заплатит. На входе ко мне, сверившись с паспортом, прикололи бэйджик с моим именем. Я теперь был Иван в квадрате.

Но во мне по-прежнему кипела жажда не такой рутиной работы. Да и еще бы, как может человек, который больше привык отмахиваться железным прутом от наседающих мертвецов, спокойно сортировать бумажки, точно какой-нибудь затюканный клерк?

Мы поднялись на второй этаж и проследовали в небольшую комнату, в которой стол был завален бумагами.

– Что мы здесь делаем? – спросил я, – пошли в бар, потравим истории, а нас бесплатно угостят пивом. Оно дорогое, так как ячменя стали намного меньше сеять.

– А я думал, все пиво делают из ослиной мочи, – хохотнул Фен и подошел ко мне, – ты сейчас все увидишь, Вань.

Внутри здания гудели голоса растревоженного человеческого улья. Там шел какой-то шутовой концерт или митинг, что в государстве российском не сильно различалось. Проигравшие здороворосы спешили послать, куда подальше свою бывшую партию, и, видимо, становились неофитами Партии Живых.

– Я хотел сказать тебе спасибо, – начал Феликс, – за то, что ты меня спасал постоянно. За то, что дотащил меня до города. За то, что не дал сгинуть на полдороги.

– Это было бы неплохо, – улыбнулся я, – но что у тебя есть?

У меня на груди болтался бэйджик с моим именем, который пришлось прицепить на проходной. Он был неудобен, и складывалось впечатление, что мне его прицепили прямо на сосок.

Фен положил свои холодные, как у мертвеца руки, мне на плечи, а затем переместил их на шею и я почувствовал прикосновение утопленника. Это охлаждало и в жаркий летний день приносило облегчение.

– Это поистине царский подарок. Я даже не знаю чем смогу тебя отблагодарить за это.

Я продолжал смеяться, наблюдая за тем, как он пристально смотрит на меня.

– Феликс, – спросил я, – а почему тебя такие холодные руки?

– Чтобы лучше чувствовать тепло других, – пошутил он.

Я поддержал:

– А почему у тебя расширившиеся зрачки?

Приглядевшись, я заметил, что его зрачки действительно расползлись по глазному яблоку и не мигающее смотрели на меня.

–

Чтобы лучше тебя видеть, мой друг.

Мне стало не по себе:

– Ты наркотой, что ли закинулся? Э, друг, это без меня!

Он проговорил, растягивая тонкие сизеющие губы. Когда смотришь на Фена так, без украдки и косого угла, а прямо глаза в глаза, замечаешь какое неприятное, отталкивающее лицо у зомбиведа. Лицо висельника, утопленника, мертвеца. Но при этом не раздутое, а наоборот, как будто потерявшее полные черты и сузившееся, заострившееся. Так остро и чисто выглядит иногда лицо человека, умершего естественной смертью.

– Феликс, ты меня пугаешь.

Он ощерил мелкие зубки:

– Я знаю.

Затем он дернул руками, и я даже не успел вскрикнуть.

Я всегда смеялся над глупостью, но, похоже, и у нее тоже оказалось чувство юмора.

Глава 20

Что-то лопнуло, как туго натянутый канат и мертвый сталкер упал на пол, играя в младенца, свернувшегося в позу эмбриона.

Феликс, криво улыбаясь, как разрезанный ятаганом, смотрел в лицо издохшего друга. В юношеском лице, не лишенном героизма и отпечатком русской грусти, родом откуда-то из-под Рязани, выразилась вся национальная предсмертная палитра: раскрытое, слегка возвышенное в глазах непонятное удивление. Как, откуда? Со мной ли? Почему, я же так жить хотел, столько всего... но, не успел... Бог с ним.

С наслаждением, не соответствующим процедуре, Феликс Викторович снял, с упавшего за стол тела бэйджик с именем владельца. По-прежнему ухмыляясь, он прицепил его себе на грудь. Теперь он снова был Иваном.

В дверь постучали. Человек заканчивал свое преображение, накинув на голову капюшон.

– Да-да?

Женский голос пробормотал:

– Простите, Иван... Вас ждет Еремей Волин. Заседание вот-вот начнется.

Феликс улыбнулся:

– Скажите ему, что я вскоре буду.

Он снова посмотрел на распростершего крыла парня. Жаль, что пришлось его убить, он был неглуп, хоть и самолюбив. Путешествовать вдвоем было всяко интересней и веселей, чем в одиночку, когда Феликс командовал уничтожением Чанов. Он не замечал, думал мужчина, как я исчез из коллектора, где нас держали работорговцы, чтобы уладить кое-какие дела в Новозомбиловске. И про мое спасение из той опасной телеигры поверил. Он ловко спасся из той засады, когда я обеспечивал этому вояке победу на выборах, хотя его бы и не сожрали, только напугали – я бы не позволил. Вообще, было забавно наблюдать за тем, как пешка учит игре ферзя. Я привык заканчивать партию красивым и эффектным жестом. Жаль, что так и не узнал твоих мыслей о том, почему появились мертвецы. Правда, ты все равно бы ошибся, поверь.

– Прощай, Иван. Извини меня, но я люблю путешествовать людостопом.

Мертвый человек не отозвался.

Зал, все бесстыдство которого выгодно подчеркивали софиты, был подвязан людьми, как галстук у подбородка. Две сотни партийцев, банкиров, чиновников, видных деятелей культуры и науки, цвет и пыльца Новозомбиловска устроились в цвета крови креслах, чтобы присоединиться к торжеству Партии Живых.

Рослые мужчины в военной форме застыли с автоматами на перевязи по периметру обшитых мягким сафьяном кресел. По древней русской традиции на демократических выборах побеждал тот, кто мог подтвердить свободное волеизъявление народа готовностью узурпировать это право и отстоять его от других нахалов автоматными стволами. Так как в стране обстановка сохранялась чрезвычайная, то совесть людей была чиста от такого нарушения всякого мыслимого права.