Российский колокол № 3 (45) 2024
Шрифт:
– Ничего-ничего, – успокоил взволнованную девушку шеф. – Раз в жизни и тебе можно опоздать… Как говорится, учи человека, лечи человека, а он всё равно хоть раз да опоздает… Тем более что у нас сегодня особенный день – закрываем проект. Закрываем досрочно! И с завтрашнего дня вся группа отправляется в отпуск. Хотя бы на неделю. Я так решил! Заслужили.
Так всё и вышло.
Вечером Лиза шла к метро непривычно спокойно, не торопясь. Рассматривала улицы, увидела наконец весну. Она выбрала длинную дорогу, насквозь через сквер.
Но вдруг она ощутила какое-то беспокойство. Чудовище? Оно волновалось! Словно оно ждало Лизу в метро. И она поспешила.
Заходя в фойе, кинула взгляд на часы. 19:40. Подумала: «Как я загулялась». Выходя, снова посмотрела на циферблат. 20:00. Так быстро она никогда не добиралась. Что же происходит?
Но думать об этом было некогда – Лиза увидела маршрутку, вот-вот готовую отойти. И она побежала…
Александр Припаров, как всегда, вошёл в лабораторию минута в минуту. Завлаб Самсоныч уже ждал его, он всегда приходил заранее.
– Доброе утро. Мойте руки, стерилизуйтесь, надевайте халат и – за приборы, за приборы…
– Погодите, Вадим Самсонович. Я хотел вам сказать важную вещь. Я стал замечать временные аномалии. Я, когда возвращаюсь домой, еду на метро то час, то сорок пять минут, а то и того меньше…
– Любопытно, – задумчиво произнёс завлаб Самсоныч. – А я вот всё удивляюсь, почему обеденный перерыв кажется всё короче…
Саша и завлаб Самсоныч, не сговариваясь, посмотрели на прозрачный купол. Молодой бог, как обычно, уплетал фрукты.
– Знаете, Вадим Самсонович, иногда мне кажется, что наш подопечный… как бы это сказать… не сам по себе…
– Что?
– Словно бы он с кем-то связан.
– Связан, говоришь… Жаль, нет у тебя пока что нужного допуска, но когда-нибудь я расскажу тебе всё, что нам известно про то, откуда они, по всей вероятности, приходят… А пока – за приборы, за приборы…
Рабочий день близился к концу. Завлаб Самсоныч раньше обычного прекратил работу и засел за телефон. Потом сказал Саше:
– Пойду на доклад к начальству. Тебя отпускаю пораньше.
– К какому начальству?
– К самому нашему высокому… Давай-давай, собирайся. Мне ещё бумаги подготовить надо.
Ошарашенный Саша дошёл до метро и – уже, скорее, по привычке – взглянул на часы. Восемнадцать тридцать. И, выходя, снова посмотрел. Двадцать ноль-ноль! Полтора часа в пути! Такого ещё не было! Так долго он ещё никогда не добирался. Что же происходит?
Но думать об этом было некогда – Саша увидел маршрутку, вот-вот готовую отойти. И он побежал…
Вот она, маршрутка. Вот она, дверь. До неё всего пара шагов… Но вдруг неожиданный толчок в плечо. Саша и Лиза сталкиваются у самой двери автомобиля… Поднимают глаза друг на друга. Их взгляды встречаются.
– Мне кажется, мы знакомы? – неожиданно для самой
– Нет, я совсем недавно в Москве…
– Ну так давайте познакомимся.
– Давайте… Меня Саша зовут, – сказал молодой человек и застенчиво поправил очки.
– А меня – Лиза, – сказала девушка и рассмеялась в голос. А про себя заметила, что так не смеялась давно.
И тут дверь маршрутки закрылась, и та тронулась с места.
– Мы упустили маршрутку, – заметила Лиза, но как-то равнодушно, без всякого сожаления.
– Тогда пойдём пешком? – предложил Саша. – Давайте будем гулять.
– Давайте будем гулять, – ответила Лиза.
В этот момент под прозрачным куполом в НИИ прикладной биологии заурчал Молодой бог. Удовлетворённо.
Метафора
Елена Валужене
Плач по Йиркапу
Меня запомнят как героя. Мудрые люди напишут обо мне великие слова в своих книгах. Мальчишки будут подражать мне. Девушки будут жалеть, что не успели родить сыновей, похожих на меня. Мужчины будут хвастать, что семя их идёт от меня. Сотни тысяч и тысячи сотен людей будут знать о моей жизни и о моей смерти.
Жизнь моя началась в жаркой чёрной бане. Я не помню, как мать омыла меня в тёплой воде, завернула меня в свою рубаху. Не в рубаху отца завернула. Потому что отца у меня не было.
Мать мою в деревне обходили стороной, но ночами то один, то другой тихо скреблись в нашу дверь. Мать всем помогала. У кого сын с войны не вернулся – расскажет, живой ли, у кого корова в лес ушла – укажет место, у кого болезнь-трясучка – травы даст. Спину надорванную выпрямит, ребёнка золотушного вылечит. Только на любовь не колдовала, не привораживала, говорила: нельзя волю человека ломать. Денег за это не брала: возьмёшь, мол, деньги – силу потеряешь. Так, если кто рыбу принесёт, или хлеб, или утку, и то спасибо. Днём же те, кто ночью ей в ноги кланялся, проходили мимо не здороваясь, как будто мы и не люди вовсе.
Она и меня понемногу учила, да только толку от этого. Женскому колдовству учила. А мне бы – мужское. Силу мужскую, знание мужское, ум мужской. Сколько себя помню, мальчишки в деревне к себе не звали, а шёл, так прогоняли – палкой, камнем кинут: иди прочь, колдунский сын, подзаборник. Плюнут через левое плечо, перекрестятся.
Ночами я засыпал в слезах, а мама обнимала меня и пела песни о древних богатырях, о сильных людях, об умелых охотниках, которые гнались по небу за синим оленем. Вытирала мне слёзы, шептала тайные слова, я засыпал. А потом я вырос, и слёзы высохли.