Ростов Великий
Шрифт:
И всё же Неврюй не ограничился одним Переяславлем. Его тумены «разошлись по всей (Владимирской) земле, и людей бесчисленное множество повели да коней и скота, и много зла сотворили». Особенно пострадали от Неврюевой рати сельские местности.
Глава 5
БОЖЬЯ КАРА
Татары были в двух поприщах [254] от Ростова Великого. Князь Борис Василькович и воевода Неждан Корзун готовили город к отпору ордынцев.
254
Поприще —
Правда, у княгини Марии была робкая надежда, что Неврюй не направит свои полчища на Ростов Великий. Ведь не зря же (по совету Марии Михайловны) к хану Сартаку несколько раз ездил Борис Василькович, а вкупе с ним ярославский, углицкий и другие князья, в поддержке которых нуждался властитель Золотой Орды). Но ни Борис Василькович, ни боярин Корзун не слишком надеялись на доброжелательность Орды.
— Хан Сартак, может, и приказал не трогать русские города, но Неврюй, как мне известно, чересчур кровожаден. Едва ли он не поддастся искушению напасть на некоторые уделы, — молвил Борис Василькович.
— Я такого же мнения, княгиня. Неврюй крайне опасен, — произнес Неждан Иванович.
Все сомнения отпали, когда в княжеский дворец вбежал запыхавшийся переяславец, боярский сын, в разодранном кафтане.
— Князь Андрей наголову разбит. Град Переяславль пал. Почти все оставшиеся в граде люди зарублены. Лишь немногим удалось вырваться из этого жуткого ада.
На совете дружины, княжьих мужей и тысячника решили: женщин, стариков и детей немешкотно отправить в лес. Город останутся оборонять дружина и ополченцы.
— Я тоже останусь в Ростове, — твердо произнесла княгиня.
— Неразумно, Мария Михайловна, — покачал головой Неждан Иванович. — Ты ж не воин.
— Ратникам будет со мной спокойнее. Они и сражаться станут отчаянней, — стояла на своем Мария.
— Коль дело дойдет до сражения, матушка, твоей помощи будет недостаточно. Христом Богом прошу тебя, не упорствуй!
— Народ не простит, коль что-то с тобой, не приведи Господь, случится. Ты не только Ростову нужна, но и всей Руси. Ты ж разумный человек, Мария Михайловна. Одумайся! — горячо молвил Неждан Иванович.
— Ну, хорошо, — после некоторого раздумья согласилась княгиня.
— И уходить надо в дальние леса, недоступные для ордынцев. Ты уже ведаешь такое место, княгиня. Там и отдохнуть можно и от непогоды укрыться. И поведет туда моя супруга, Любава Федоровна.
— Надежная деревушка, — кивнула княгиня. — А супруга твоя дорогу не запамятовала?
— Как можно, Мария Михайловна? — улыбнулся Корзун. — Любава Федоровна с закрытыми глазами в Нежданку проведет.
Стариков, женщин и детей вначале везли по дороге на телегах, а затем длинный поезд остановился и боярин Корзун, сопровождавший с дружиной бежан, подъехал к крытому возку, в коем сидели две княгини — Мария Михайловна и Мария Ярославна, жена Бориса Васильковича, и молвил:
— Прибыли, княгини. Теперь дело за Любавой.
Жена Корзуна, легкая и гибкая, с веселыми глазами (радость-то, какая выпала — вновь Нежданку увидеть!), заверила Марию Михайловну:
— Ты уж не беспокойся, матушка княгиня.
— Верю тебе, Любава… Да вот и мать, Арина Григорьевна, в тебе не сомневается.
Неждан Иванович распрощался с княгинями и тещей, затем нежно поцеловал жену и произнес:
— Всё будет хорошо. Ступайте с Богом.
На всякий случай Корзун отправил с бежанами и десяток дружинников: мало ли чего в глухих лесах может приключиться. Да и в деревушке без мужской силы не обойдешься.
Любава вела людей неторопко. Во-первых, наслаждалась лесом, а во-вторых, среди покинувших Ростов людей было немало стариков и старух, для коих лесной путь оказался нелегким. Некоторых приходилось поддерживать дружинникам.
Каждые полчаса Любава, оглядывалась на Марию Михайловну и говорила:
— Пора и отдохнуть, княгиня матушка.
Мария Михайловна кивала головой и присаживалась на валежину. Была она в дорожном платье и в легких кожанцах, в коих удобно шагать не только по сосновой подстилке, но и по кочкам в болотистом мелколесье. В такой же удобной обуви находились не только княгини, боярыни и боярышни, но служанки, несшие с собой, в плетеных кузовках, различную снедь.
Простолюдины же вышагивали в лаптях, и с тяжелыми сумами на плечах, положив в них не только пищу, но и самое ценное, что наживалось веками и передавалось из поколения в поколение. Потому-то весьма тяжким был для них путь по дремучему лесу.
Тяжко приходилось и шагающим налегке боярыням и боярышням, обычно сидящим по своим теремам, и не привыкшим к длительным пешим походам.
Любава как глянет на них, обильно вспотевших и охающих, так в тайне и посмеется: клухи! Где уж им по лесам вышагивать? Они только и способны от хором до церкви шествовать. Вот и приходится делать частые привалы.
Любаве же не терпелось увидеть Нежданку. Уж так соскучилась она по родной деревушке! Почитай, два года не видела.
И вот, наконец, она предстала: всё те же грубо срубленные, почерневшие от времени избы, баня-мыленка, колодец с журавлем, сараи, дворики для скотины, огородины, заросшие бурьяном.
— Вот и дошли, княгиня матушка… Господи, а это что?!
Подле родной избы, обложенной кучками пожухлого сена, лежал обглоданный человеческий полускелет…
… Спустя неделю, когда Арина Григорьевна и Любава были вынуждены покинуть свой дом, к Нежданке направилась Фетинья с огнивом. Одолели ее черные думы, не вытерпела душа. Всю зиму, каждую ночь, ее будто подталкивал дьявол: «Ступай, ступай, Фетинья, к проклятому месту и спали избы!»
И она пошла в дальнюю дорогу, несмотря на то, что в последнее время у нее все чаще и чаще стало прихватывать сердце. Надо бы повременить, подлечиться травками, но желание мести было настолько острым, что в один из тихих, солнечных дней, Фетинья покинула скит и пошагала к Нежданке.
Дорогой она не раз останавливалась, хватаясь рукой за ноющую грудь, и, слегка передохнув, спешила дальше. К вечеру она вышла к Нежданке и довольно перекрестилась. Дошла-таки! Теперь надо дождаться ночи и поджечь крайнюю, нежилую избу, затем другую. Избу же Арины и Любавы она подожжет в последнюю очередь, и когда та вовсю займется, она откроет дверь и упредит о пожаре обитателей дома. Они выскочат, но избу им уже не спасти.