Рот, полный языков
Шрифт:
Я помахал ногами, посверкал шпорами — специально для Билла.
— Да, красиво, — признал он. — Но все-таки ставки делаются три к двум в пользу Диаса. Я тоже решил поднаварить чуток на твоем горе, сосунок. — Билл заржал. — До вечера, увидимся в петушатнике.
Он ушел, не дожидаясь моих возражений. Впрочем, я не был уверен в том, что Билл стопроцентно заблуждается на мой счет.
Пришел черед нового мешка с мукой, и тут во дворе появилась Джеральдина. Я притворился, будто не увидел.
— Лью, умоляю тебя, не надо. Ты же знаешь,
— Джеральдина, ты, кажется, что-то сказала?
— Да, я что-то сказала, упрямая ты постносвинячья задница! Я сказала, что не надо гробить себя из-за дурацкой гордыни!
— Прости, Джеральдина, но мне никогда не удается расслышать, что ты говоришь. То одно мешает, то другое.
— Да провались ты пропадом, чертов золотарь! Чтоб тебе кишки выпустили!
Моя ступня припечаталась к земле, поднялось мучное облачко.
— Джеральдина, ты меня недооцениваешь. Вот увидишь, как я надеру попку этому щенку…
Она только зыркнула на меня и пошла прочь, В дверях мотеля оглянулась и крикнула:
— А железы твои воловьим потом воняют! Тренировку я прекратил. С такими болельщиками, как Билл и Джеральдина, трудно удерживать боевой дух хотя бы на высоте дюйма от земли.
Я стоял на левой ноге, правая, согнутая в колене, была поднята. Банданой я вытер лезвие. Потом сделал то же и с другим.
Вечером я слопал большой стейк, фунт спагетти и яблочный пирог, сопроводив все это дозой пищеварина. К началу поединка желудок опустеет, а тело получит все необходимые белки и углеводы. Потом я отправился вздремнуть, и сон пришел на удивление легко. Когда сыграл будильник, я встал и принял душ. Надел ботинки устричного цвета — их пришлось разрезать, чтобы пролезли шпоры. Блестящие лезвия я прикрыл штанинами джинсов — получилось не слишком изящно, ну да сойдет.
Ни с кем не попрощавшись, я взял одноместный мобиль на батарейке и поехал в город. К общению не тянуло. Пускай ромалы добираются сами, а не захотят, так пусть в мотеле остаются. Билл и Джеральдина здорово меня разозлили.
Петушатник находился в Камспаник-барио, на старом товарном складе. Его запущенный вид не вязался с понатыканными кругом дорогими тачками. Я оставил среди них свое транспортное средство и вошел в здание.
Там ветхие трибуны взбирались под темные стропила. И все места были заняты почтеннейшей публикой, закинувшейся возбудином в ожидании развлекухи. В центре помещения располагался круглый деревянный помост высотой по лодыжку, а шириной с домашний плавательный бассейн. Ринг был покрыт слоем песка. На нем двое парней счищали пролитую кровь — стало быть, матч только что кончился.
Я нашел рефери — блондинку с неразвитыми перьями на месте бровей — и объяснил ей, кто я и зачем пришел. Через минуту она разыскала в толпе Диаса и привела ко мне. Прав оказался продавец — бразилец носил уилкинсоновские лезвия.
— Сеньор, я рад убедиться, что имею дело
— Цыпленочек, честь тут ни при чем. Я хочу только поиметь в задницу одного маленького заезжего извращенца, любителя гермов.
— Да будет вам известно, сеньор, эта леди, несмотря на особенности ее анатомии, великолепная танцовщица, и я буду счастлив защитить ее репутацию, похоронив сеньора в земле, которая его взрастила.
После этого «обмена любезностями» мы разделись возле ринга. Рефери тем временем привела Ищейку.
Живот Диаса был словно из гранита вырезан. Шоколадного цвета кожа. Ростом он едва доставал мне до грудины, зато мускулатура торса моей не уступала ни в чем. Ладно, авось мое преимущество в росте чего-то стоит. Главное — не подпускать бразильца вплотную.
Мы нацепили кевларовые гульфики. Я заметил Бензинового Билла — устроился в первом ряду, злорадная улыбка от уха до уха. И держит мою одежду и обувь! Черт с ним — еще не факт, что они мне снова понадобятся. Чувствовал я себя странно, казалось, яйца раздулись, стали большими, как у Хомяка.
Рефери отдала приказ Ищейке. Та сначала подскочила ко мне, лизнула, пробуя пот, куснула за руку между большим и указательным пальцем, чтобы кровь чуть-чуть пустить.
— Ничего, — прорычала Ищейка, погоняв жидкости по ротовой полости.
Той же процедуре она подвергла и Диаса, с таким же результатом.
— Ну что ж, сеньор и мистер, вы оба находитесь под воздействием разрешенных веществ, противозаконные стимуляторы не обнаружены. Давайте начинать представление!
Мы поднялись на ринг, и толпа разразилась варварским ревом, которому бы позавидовала публика древнеримского Колизея.
Рефери заговорила в пристегнутый к вороту микрофон:
— Граждане и прочие, сейчас вы увидите грандиозный матч. Слева от меня — гость Великого Далласа сеньор Флавиано Диас, из-за южной границы.
Диас получил бурные аплодисменты — ничего удивительного, кругом хватало его земляков.
— А справа от меня — коренной техасец из Роберт-Ли, мистер Лью по прозвищу Стрелок.
По части оваций я Диасу не уступил. Пока публика орала и хлопала, я искал знакомые лица — Джеральдина здесь и кое-кто из ребят. Затем снова сосредоточился на предстоящей драке.
— Итак, петухи, вам обоим известны правила. То есть вы знаете, что здесь нет никаких правил. За исключением того, что победитель решает, получит проигравший лечение или нет. Вперед, и да победит лучший петух!
И рефери поспешно отошла. Как только ее вторая стопа оторвалась от ринга, Диас напал.
Для начала он испробовал галопанте, удар рукой в ухо — чтобы я потерял равновесие. Я уклонился, и кулак лишь вскользь прошел по виску. Какая жгучая боль!
Я в долгу не остался — ткнул двумя напряженными пальцами сеньору в солнечное сплетение. Будто в доску! А ведь я стопку в несколько листов сталефанеры пробивал. Ничего, это он только притворяется, будто не почувствовал.