Рота, подъем!
Шрифт:
– Это называется "пришил"? Это же страх американцам, – и с этими словами сержант резко дернул за край ткани, которая затрещала и оторвалась, тяня за собой нитки из воротника. – Пришьешь еще раз, – кинул мне сержант гимнастерку и подшиву. Процедура отрывания не прошла стороной и Володю – моего напарника, но он, в отличие от меня, не расстроился, а засмеялся, как только сержант отошел на несколько шагов.
– Я сейчас нитку десятку возьму. Пришью так, что оторвать можно будет только с воротником. Хи-хи. Он думал, что нас напугает? Мы же питерские – прорвемся.
Его слова
Перед самым заступлением в наряд мне выдали под роспись штык-нож, который я прицепил на ремень и повязку, напоминавшую мне мои рейды с дружинниками.
– Штык-нож по яйцам бьет, – тихо сказал мне напарник.
– Ты его дальше в сторону сдвинь.
– Съезжает, зараза.
– Чего тут ротики пооткрывали? – сержант стоял перед нами, запихнув руки за ремень в области живота. Рука придерживала штык-нож. – Обязанности дневального выучили?
– Так точно.
– Для тупоголовых повторяю: в обязанности дневального по батарее входит, – начал бубнить нам сержант то, что мы пытались выучить за час до этого, – следить за чистотой и порядком в помещениях и требовать их соблюдения от военнослужащих…
Минут двадцать сержант повторял устав внутренней службы, рассказывая, кому мы подчиняемся, кого должны пускать в помещение, как приветствовать входящих в роту офицеров, когда стоим "на тумбочке" – невысокой подставке напротив двери, рядом с которой стояла небольшая армейская тумбочка, вмещающая в себя уже знакомый нам устав.
– Все поняли, воины? Но самое главное, что "Дневальный обязан всегда знать, где находится дежурный по батарее", – продекламировал сержант. – А где я нахожусь, если кто спрашивает? Правильно, ушел на доклад к дежурному по полку. А сейчас до ужина свободны.
Непосредственно в наряд мы заступили вечером перед ужином. Когда вся батарея ушла спать, оставив после себя грандиозный объем грязи в ванной комнате и туалете, один должен был остаться перед входом, а второй убирать туалет. Наверное, такой бардак был там каждый раз, но я никогда не обращал на него внимания. Теперь же это стало прямо передо мной прямым вопросом, что со всем этим делать. Мы с Володей решили тянуть спички, кто сейчас пойдет убирать туалет, а кто станет этим заниматься утром. Спички нам тянуть не пришлось, дежурный по роте, поставив моего напарника на тумбочку, послал меня убирать туалет. Залив место, где были раковины, водой, я лениво гонял ее шваброй, больше размазывая грязь, чем убирая. Сержант вошел тихо и встал у двери, мой вид тянущего время уборки не вдохновили его, и он не громко прикрикнул:
– Чего возишься? Заканчивай тут. Надо "очки" помыть. И чтобы блестели, как котовы… Ну, ты, в общем, в курсе. Через пятнадцать минут приду, проверю.
Если вы когда-нибудь были в советском общественном туалете, который не убирался весь день, то поймете мои ощущения. Грязь и вонь хлорки, испачканные очки и жирные от постоянного касания ручки бачков слива вызывали тошноту от одного только вида. И это в случае надетого противогаза, который не был мне выдан для реализации плана
"Чистота везде". Надолго меня не хватило, сталкивая чьи-то испражнения шваброй в очко, я
– Ты закончил? – спросил он.
– Нет, – выдавил я из себя, одновременно борясь с новым приступом рвоты, – меня рвет.
– "Штирлиц стоял перед картой СССР, его рвало на Родину", – вспомнил сержант старый анекдот, снабдив его сопутствующим действием, напоминавшим рвотный синдром.
Шутка не прошла стороной, я побежал к только что использованному отверстию и выплюнул остатки еды.
Может быть, совместная игра на гитаре, может быть, мой внешний вид, а, может быть, просто отсутствие желания у дежурного вступать в разборки, спасли меня от дальнейшей уборки туалета, потому что сержант, поставив меня на вход, отправил в сортир наводить порядок, моего напарника по дежурству.
По уставу внутренней службы, если порядок наведен полностью и удовлетворяет эстетическим чувствам дежурного по роте, то солдаты дежурной смены могут по очереди отдыхать, попросту говоря, поспать.
Но нам этот срок уменьшали. С учетом того, что весь день мы бегали, прыгали, маршировали и слушали речи, то к вечеру еле держались на ногах и засыпали при первой же возможности. Лечь без полученного разрешения дежурного по роте мы не имели право, а весь сержантский состав присутствовал в каптерке старшины, и я присел на табурет, прислонившись спиной к опорному столбу. Глаза сами собой закрылись, и через минуту я спал сном младенца.
– Встать, смирно! – раздалось у меня прямо над ухом.
Я вскочил, хлопая глазами и не сразу включаясь в происходящее.
– Равняйся, отставить. Равняйсь!! Смирно!! Отставить. Равняйсь.
Смирно!! – раздавались команды старшего сержанта, которые я как робот повторял. – Спим на дежурстве, товарищ курсант?? А кто батарею охранять будет? Бабушка?? Враги напали на часть, а он спит, зараза.
Рот закрой. Смирно, я сказал!! Спишь? А?
– Никак нет! – уже понимая, что пойман с поличным, выпалил я.
–
Только присел.
– Присел? Ты все на свете проспал. Родина в опасности!! Бегом к старшему сержанту Волчик.
Волчик стоял ухмыляясь в дверях каптерки, опершись о косяк, выкрашенный в коричневый цвет. Я подбежал к нему:
– Товарищ гвардии старший сержант, курсант…
– Ты Родину предал, – тихим голосом НКВДэшника прервал меня Волчик.
– Никак нет, – возмутился я.
– А где твой штык-нож? – показал он пальцем на мой ремень.
Штык-ножа не было, на ремне болтались только пустые ножны.
– Потерял? – улыбаясь спросил Волчик. – Или врагам Родины продал?
– Ладно, товарищ гвардии старший сержант, это Вы забрали… отдайте.
– Чегооооо? Опупел солдатик?? Сам потерял оружие, которое тебе
Родина доверила, а теперь валишь на старших по званию?? Ушел "на тумбочку".
– Ну, отдайте, – начал канючить я с спросонья, понимая, что кроме них никто не мог вытащить нож, а утром мне будет куда больший нагоняй от офицеров.
– Приказ не слышал? Бегом "на тумбочку", урод.