Рота, подъем!

Ханин Александр

– Можешь идти лычки пришивать, – сказал мне перед уходом прапорщик, – все остальное я сам вашему старшине передам.

Я открыл военный билет. На положенном месте стоял приказ о присвоении мне звания младшего сержанта. Смешанные чувства радости и стыда охватили меня. Ну как же так, ведь я не приложил никаких усилий для того, чтобы получить это звание. Это не правильно, но это приятно – я же не обязан рассказывать дома, что был в санчасти. Я всегда смогу сказать, что прослужил как все, ведь никто никогда не сможет это проверить.

Из этих мыслей о будущем после увольнения в запас меня вывел командир третьей роты:

– О чем задумался, казак? Нечем заняться? Сегодня заступаешь в караул. Иди, готовься.

Третья рота оказалась ротой будущих наводчиков-операторов БМП – боевых машин пехоты. Рота закончила на неделю раньше курс подготовки молодых специалистов, и почти все они к моменту моего появления уже разъехались по частям. Солдат в роте было мало, и заступающих в наряды катастрофически не хватало. Чтобы как-то справиться с ситуацией, роты объединяли вместе, составляли сержантские наряды.

Ситуация усугублялась еще тем, что окончившие срок службы выполняли

"дембельские" аккордные работы, стараясь получить пораньше разрешение на увольнение в запас, и с утра до вечера находились на объектах.

– Как пользоваться автоматом знаешь? – спросил меня молодой лейтенант, когда узнал, что я заступаю в его караул.

– Так точно, – заверил его я.

– Лучше не пользуйся, – задумчиво произнес взводный. – А то потом патроны искать.

– Зачем? – не понял я.

– На всех патронах караула есть номер. Единый для всех патронов.

Когда принимаем ящик – проверяем. Если не совпадает, то пишем в опись. Если случайно пальнешь, то, чтобы по голове не получить, нужно найти патрон с таким же номером. Понял?

– Понял, но я не собираюсь стрелять…

– Это хорошо. А раз понял, пошли, будем патроны принимать.

Получив указания и проверив все патроны на предмет идентичности номера, как указал лейтенант, я притащил закрытый ящик с патронами в роту.

Лейтенанту было лень лишний раз заниматься с караулом, и никто не проводил больше ни инструктажа, ни записи в получении боеприпасов.

Все было так, как будто люди опытные, в наряд заступают практически ежедневно и лишние инструкции им не только не нужны, но даже вредны.

В 18:00 наряд в полном составе стоял на дивизионном плацу, где проходил развод дежурным по дивизии офицером. Начало ноября было морозным. Ушанка и шинель, которые мне выдали в этот же день, не спасали от холода, и единственным желанием, возникавшим у меня, было ожидание окончания процесса развода, чтобы поскорее добежать до теплой караулки. Дежурному по дивизии, наверное, тоже было не сладко, и минут через пятнадцать нас отпустили, проинструктировав, что службу надо нести стойко и выносливо, преодолевая все тяготы и лишения, как прописано в уставах.

Караульное помещение мотострелкового полка представляло собой

одноэтажное здание, выкрашенное в белый цвет. В помещении было всего четыре комнаты: дежурная часть, где находился начальник караула с помощником, место, где стояла пара столов для обеда, спальная комната с расставленными наподобие приемного покоя в больнице жесткими койками с такими же жесткими подголовниками. Там же вдоль стены стояли шкафы для автоматов и прихожая с прилегающим к ней туалетом. Двор около караулки был окружен высоким железным забором.

Около одной из стен стояла прикручена к бетону стойка для разряжения автоматов с подробной инструкцией об установленном порядке действий, красиво написанной на большом железном щите.

– Поставить автоматы в стойки, – приказал лейтенант, – принимаем наряд.

В процедуру приема наряда входила проверка соответствия того, что находилось в помещении с тем, что было написано на листке, закрепленном под прозрачным пластиком около двери. О том, чего не хватало, знали все и переписывали нехватку ежедневно из протокола в протокол.

– Не пиши, – пытался уговорить старый начальник караула. – Все же знают, что не хватает стульев.

– И потом скажут, что при мне пропало? – понимая бессмысленность записи, но и не желая оставаться крайним, спокойно отвечал заступающий, ровным почерком переписывая предыдущий листок.

Наверное, их можно было написать с десяток под копирку или еще лучше отпечатать, и менять только название роты и фамилию расписывающегося, но все придерживались установленных правил "игры в войнушку".

– Пошли, – толкнул меня в плечо, один из сержантов.

Я взял автомат, вышел на улицу, ожидая сержанта и еще двух солдат, которые должны были поменять старый наряд на своих постах.

– Зарядил? – спросил меня сержант.

– Нет, – удивленно ответил я и двинулся к стойке для того, чтобы положить не нее автомат.

– Ерундой не майся, – спокойно сказал сержант. – Воткни магазин, присоедини штык-нож и пошли быстрее. И так холодно.

"Учебка похоже закончилась, не начинаясь" – подумал я, вставляя рожок автомата в паз и хлопая ладонью по тыловой части в ожидании характерного щелчка. Сержант уже повернулся и пошел по асфальтированной дороже, за ним потянулась смена, и я пристроился в конец.

Мы шли в колонну по одному за сержантом по хорошо известному ему маршруту. Он трепался с разводящим предыдущей смены, который шел с ним рядом.

Пост, на котором мне предстояло провести ближайшие часы, был недалеко.

– Стой, кто идет, – раздалось с поста, как только мы приблизились.

– Разводящий со сменой, – раздался уставной ответ.

– Разводящий ко мне, остальные на месте, – не рискуя оказаться втянутым в случайную проверку, ответил часовой.

Разводящий пошел вперед и через несколько секунд подозвал нас.