Рота стрелка Шарпа
Шрифт:
Шарп светлых чувств Прайса-старшего не разделял. Увидев нового лейтенанта, он впервые пожалел об уходе его предшественника, Роберта Ноулза, купившего чин капитана в фузилёрном полку. Шарп как-то поинтересовался у Прайса: почему он, сын судостроителя, не поступил во флот?
— Морская болезнь, сэр. Я не мог бы стоять прямо.
— У вас и на суше-то это выходит плохо.
Несколько мгновений Прайс соображал, затем его круглое дружелюбное лицо расплылось в улыбке:
— Хорошо сказано, сэр. Смешно. Но всё же, сэр, если вы меня понимаете, суша — это земля, незыблемая твердь. Если и свалишься, будь уверен,
На Гарольда Прайса невозможно было долго сердиться. Парень он был неплохой и по-своему честный, но грехам пьянства и разврата предавался с жаром, заставлявшим стрелков Шарпа, которым он, в общем, нравился, искренне предполагать, что в этом мире он долго не задержится. Если его не убьёт французская пуля, то это сделает спиртное, ртутные соли, принимаемые им от сифилиса, ревнивый муж, или он, по версии восхищённого Харпера, «страхается в пыль».
Огромный ирландец указал на дно траншеи:
— Там он, сэр.
Прайс широко улыбнулся всем присутствующим, поморщившись, когда очередное ядро пролетело над их головами в сторону города, и уставился на Харпера:
— На чём это вы сидите, сержант?
— Тюк с сеном, сэр.
— Боже мой! Их должны выдавать каждый день. Могу ли я позаимствовать его у вас?
— Окажите честь, сэр! — Харпер встал.
Лейтенант свалился на мешок и закряхтел от удовольствия:
— Разбудите, когда глория [3] ко мне воззовёт…
3
“Glory” — «слава». — Прим. пер.
— Да, сэр! Осмелюсь уточнить, которая Глория? Маркитантка?
— Ирландский остряк, упаси Господи! — Прайс закрыл глаза.
Небо потемнело, тучи приобрели зловещий оттенок. Шарп выдвинул свой палаш из ножен на несколько сантиметров, попробовал остроту заточки и вернул оружие на место. Офицерам Лёгкой роты полагалась кавалерийская сабля, но Шарпу не нравилось тонкое изогнутое лезвие. Другое дело, палаш с тяжёлым, хорошо сбалансированным, прямым клинком, который стрелок заботливо точил перед каждой схваткой. Девяносто сантиметров отличной стали — увесистая ноша, но рост и сила позволяли Шарпу управляться с ним достаточно непринуждённо. Палаш давал ему ощущение того, что он рождён быть солдатом.
Харпер видел, как капитан пробует лезвие пальцем:
— Не терпится пустить в ход, сэр?
— Едва ли нам сегодня что-то перепадёт.
Харпер пожал плечами:
— Всегда есть надежда.
Сержант принялся заряжать диковинное семиствольное ружьё. Оружейник Генри Нок изготовил шестьсот таких ружей для Королевского Флота. Все семь стволов могли грянуть разом, швыряя в противника смертельный рой пуль, но сильнейшая отдача превращала плечо стреляющего в кусок мяса, и новинку предпочли списать. Незадачливый изобретатель, несомненно, получил бы уйму удовольствия, доведись ему увидеть, как бережно и скрупулёзно огромный ирландец (один из немногих людей, достаточно могучих, чтоб пользоваться семистволкой) заряжает каждый полуметровый ствол. Харперу нравилось это ружьё по той же причине, по которой Шарпу нравился его палаш.
Шарп поправил шинель
Девять лет минуло с тех пор, как Шарп участвовал в осаде, но он хорошо помнил свирепость индийцев в лабиринтах рвов и стен Гавилгура. Раскусить орешек Сьюдад-Родриго будет сложнее, но не потому, что французы храбрее индийцев, а потому, что его оборона (как и оборона Бадахоса) выстроена по всем правилам инженерного искусства. Равелины, бастионы, эскарпы, скрытые огневые точки, — всё математически просчитано и точно выверено. Одолеть эту квинтэссенцию холодного разума могли только боль, гнев и отчаяние. Но страсти не утихают быстро. Если штурм затянется, солдаты будут неуправляемы на улицах города. По старому солдатскому обычаю, город, взятие которого стоит крови, законная добыча армии. Жители Сьюдад-Родриго могли уповать лишь на краткость схватки.
Из города донёсся колокольный звон. Ротные католики, сплошь ирландцы, бегло крестились и торопливо поднимались на ноги, потому что в поле зрения появился почтенный Уильям Лоуфорд, командир Южно-Эссекского полка. Он жестом разрешил солдатам сидеть, махнул посапывающему Прайсу, дружески улыбнулся Харперу и подошёл к Шарпу:
— Всё в порядке?
— Да, сэр!
Лоуфорду, как и Шарпу, исполнилось тридцать пять лет, но, в отличие от стрелка, он был рождён для офицерской карьеры. Их знакомство тянулось с тех времён, когда сэр Уильям был необстрелянным лейтенантом, целиком полагавшимся на опыт своего сержанта. Сержанта звали Ричард Шарп. Позже, вместе томясь в застенках султана Типу, Лоуфорд научил Шарпа читать и писать. Шарп этого никогда не забывал.
— Я иду с вами сегодня ночью.
— Да, сэр!
Полковнику не было нужды идти с ними на гласис, но разубеждать его Шарп не видел смысла. Он покосился на полковника. Лоуфорд, как всегда выглядел щёголем: золотые галуны поблёскивали в полутьме на его алой форме с жёлтой отделкой.
— Наденьте шинель, сэр.
Лоуфорд улыбнулся:
— Боитесь, что я вас демаскирую?
Он показал кавалерийский плащ, отороченный мехом, с золотой цепочкой вместо застёжки.
— Я накину вот это.
Полковник говорил мягко, давая понять Шарпу, что, несмотря на разницу в положении, в их отношениях ничего не изменилось. Умный офицер и хороший организатор, Лоуфорд из забитого муштрой стада, каким он принял Южно-Эссекский полк, смог сделать грозное боевое подразделение. Впрочем, солдатчина была для него лишь этапом. Успех в Испании открыл бы ему двери в коридоры власти на родине. Его целью была политическая карьера. В бою он, как и раньше, доверялся чутью Шарпа, и за эту свободу действий Шарп тоже был ему благодарен.