Рота стрелка Шарпа
Шрифт:
— Оставим кожу, сэр. Закроем культю.
Это было всё равно, что резать свинью или вола, но ощущение иное. Шарп слышал шум в городе, перемежавшийся воплями.
— Долго ещё?
— Уже, сэр. Жмите.
Шарп навалился на ручку палаша обеими руками, словно вгоняя кол в землю. Человеческая плоть упруга, но не способна противостоять холодной стали. Шарпа едва не стошнило, когда лезвие пошло с усилием, и ему пришлось налечь на эфес сильнее, так, что Лоуфорд дёрнулся и жалобно скривил губы. С пальца ампутированной руки капитан снял золотое кольцо. Полковнику оно ещё пригодится.
Вернулся Прайс:
— Они идут, сэр.
— Кто?
— Майор, сэр.
— Носилки?
Лейтенант
— Он будет жить, сэр?
— Откуда я, к чёрту, знаю?! — не стоило срывать злость на Прайсе, — Что полковник здесь забыл?
Лейтенант виновато пожал плечами:
— Он сказал, что хочет найти вас, сэр.
Шарп посмотрел на полковника и выругался.
Сэру Уильяму не место было в бреши. Собственно, как и Шарпу с Харпером, но имелась разница. У Лоуфорда было всё: надежды, деньги, блестящее будущее. Его далеко идущие амбиции соответствовали его возможностям. Харпер и Шарп же были солдатами, хорошими настолько, насколько хороша их последняя битва, и нужными лишь пока в силах держать оружие. Им нечего было терять, и они могли себе позволить ставить жизнь на карту. Они, но не Лоуфорд. Какое несчастье.
Шарп смотрел на город, в котором неистовствовали победители, и думал о том, что, если и настанет когда-нибудь время для таких, как он и сержант, то это будет не скоро. Впрочем, всё меняется. Три года назад, под Вимьеро, их армия была так мала, что на утреннем смотре Уэлсли мог окинуть её одним взором. Шарп знал тогда всех коллег-офицеров в лицо, а то и по имени и рад был видеть любого из них у своего костра. Сейчас было не так. Появились генералы того и генералы этого, начальники военной полиции и главные капелланы. Армия стала слишком велика, её уже нельзя было охватить на марше одним взглядом. Сэр Артур Уэлсли превратился в далёкого и недостижимого Главнокомандующего. Плодились военные чиновники всех мастей, и храбрость, не подтверждённая бумагой, храбростью больше не считалась.
— Шарп! — его окликнул майор Форрест. Он спускался по насыпи в сопровождении группы людей. Стрелок с облегчением заметил, что несколько человек несут дверь для переноски Лоуфорда.
— Что случилось, Шарп?
Капитан жестом указал на руины:
— Мина, сэр. Его накрыло взрывом.
Форрест затряс головой:
— Господь всеблагий! Что нам делать?
В устах майора подобный вопрос не был чем-то неожиданным. Он был человеком хорошим, но крайне нерешительным. Его спутник, американский лоялист капитан Лерой, поднял с земли доску, покрытую чёрно-багровой сеткой углей, и раскурил тонкую сигару:
— В городе должен быть госпиталь.
Майор закивал:
— Есть, конечно, — в глазах его стоял ужас, — Боже, полковник потерял руку!
— Да, сэр.
— Но он не умрёт?
— Не знаю, сэр.
Похолодало. Ветер пронизывал до костей. Шарп поёжился. Лоуфорда, так и не пришедшего в себя, переложили на импровизированные носилки и понесли в город. Шарп вытер кровь с лезвия лохмотьями полковничьего плаща, спрятал палаш в ножны и, подняв воротник шинели, поплёлся следом. Мрачные мысли одолевали его. Не так он собирался войти в Сьюдад-Родриго. Не брести в хвосте печальной, почти похоронной процессии, а прорубиться сквозь строй врагов и вывалиться на эти улицы пусть чуть живым, но торжествующим. Увы, торжество имело горький привкус.
Даже если сэр Уильям поправится, произойдёт это не скоро. Значит, в Южно-Эссекский будет назначен новый полковник. В отличие от Лоуфорда, доверявшего Шарпу, как себе самому, чужак вряд ли станет закрывать глаза на то, что Лёгкой
Сьюдад-Родриго был заполнен солдатами, спешившими вознаградить себя за усилия по взятию крепости. Горстка красномундирников из 88-го взломала винный подвальчик. Они пили сами и продавали вина всем желающим, не обращая внимания на своих офицеров. Из окон свешивалось постельное бельё, придавая узкой улочке гротескно театральный вид. У дверей лежал испанец с проломленным черепом. В доме визжала женщина.
На главной площади порядка было ещё меньше. Гуляка из 45-го батальона, безнадёжно пьяный, махнул бутылкой у лица Шарпа. «Склад! Мы открыли их склад!» Пьянчуга упал.
Ворота французского склада спиртного были распахнуты. Судя по звукам, внутри выбивали донца бочек и ссорились, деля их содержимое. В доме по соседству начался пожар. Из дверей, пошатываясь, вышел солдат. Его спина горела. Ничего не соображая, он решил залить огонь из бутылки, что держал в руках, и вспыхнул весь. В строении на противоположной стороне площади пламя охватило нижние этажи, в окнах верхних метались люди, взывая о помощи. Несколько вояк тащили отчаянно кричащую женщину к тёмному переулку. По брусчатке были разбросаны окорока и буханки хлеба из разграбленной продуктовой лавки.
Некоторые подразделения сохранили дисциплину и под руководством офицеров старались остановить разгул. На глазах у Шарпа какой-то кавалерист врезался в толпу пьяных, без жалости нанося удары ножнами палаша, и поскакал прочь, увозя на седле плачущую девчушку.
За всем этим с молчаливым ужасом наблюдали пленные французы, собранные в центре площади. Они сохранили оружие, но покорно подчинялись конвоирам, бесцеремонно обыскивавшим их в поисках ценностей. Несколько испанок, не захотевших покинуть своих французских мужей и возлюбленных, стояли поодаль. На жизнь пленных никто не покушался. Схватка была короткой, зла на них не держали. Перед штурмом, впрочем, ходили слухи, что в плен брать никого не станут, не из мести, а в качестве урока гарнизону Бадахоса, но слухи есть слухи. Французов отконвоируют в Португалию, в Опорто, посадят на корабли и повезут в Англию, где им придётся дожидаться окончания войны в стенах тюрьмы для военнопленных посреди безлюдных просторов Дартмура.
— Господи! — зрелище пустившихся во все тяжкие солдат вызывало у майора Форреста явное отвращение, — Они ведут себя как животные!
Шарп промолчал. В жизни солдата много правил и мало радостей. Сражения не приносят добычи. Штурм крепости, каким бы он ни был кровавым, — законный повод наплевать на дисциплину, выпустить пар и прибарахлиться. А если население города — ваши союзники, что ж, тем хуже для них. Он огляделся в поисках госпиталя.
— Сэр! Сэр! — к Шарпу бежал Роберт Ноулз, его бывший лейтенант. Теперь лейтенант был капитаном и обращение «сэр» было, скорее, данью привычке, — Как ваши дела?
Ноулз улыбался. Ему очень шла форма его нового полка. Шарп без слов указал на носилки, и улыбка сползла с лица новоиспечённого капитана:
— Как?
— Мина.
— Боже правый! Он выживет?
— Кто знает… Нам нужен госпиталь.
— Я покажу. Кроуфорд тоже ранен.
— Кроуфорд? — «Чёрный Боб» Кроуфорд Шарпу почему-то всегда казался несокрушимым, как скала.
Ноулз, штурмовавший малую брешь с Лёгкой дивизией Кроуфорда, вздохнул:
— Один выстрел. Очень плох.