Ротмистр Гордеев 3
Шрифт:
Откуда в руках берегини взялся блестящий никелированный револьверчик я так и не увидел.
Хлоп! Хлоп!
Один хунхуз валится неподвижным кулём, второй верещит протяжно, держась за простреленный живот — сейчас ему точно не до нас. Успеваю краем сознания отметить, что его верещания вовсе не походит на китайский. Скорее, это — японский.
Третий хунхуз вскидывает винтовку в сторону Сони. Девушка впустую щёлкает спусковым крючком своего велодога. Осечка, вторая.
Палец разбойника касается спусковой
Изворачиваюсь немыслимым ужом. Мне удаётся каким-то неимоверным усилием вытащить из кобуры наган. Толком прицеливаться некогда. Трижды жму на спуск.
Первый выстрел уходит в молоко, второй попадает в ложе винтовки противника рядом с затвором — его выстрел в Соню уходит в сторону. Третья пуля выносит врагу мозг.
Меня мутит — то ли от боли в раненой руке, то ли от потери крови. Соня бросается ко мне.
— Николя!
Чувствую себя, словно в ватной куче. Мир вокруг двоится, троится, посторонние звуки доходят с трудом и очень приглушенными. Любое движение вялое и даётся с огромным трудом.
Пальцы берегини выводят пассы над моей раненой рукой. Дурнота отступает. Боль уходит. Плечо охватывает приятное тепло и щекотание. Глаза Сони прикрыты, губы закушены, скулы заострились, на висках бисерная сетка испарины. Так вот оно, как происходит…
Грудь рядом с амулетом резко кольнуло. Кусты, где прятались хунхузы, раздаются в стороны и на дорогу выкатывается этакий гигантский «колобок» из мерзко пахнущего куска мяса. Вонючие складки его человекоподобного «лица» расходятся в стороны, обнажая пусть с острыми, длинными зубами. Длинный язык высовывается изо рта чудовища, плотоядно облизывая острые жёлтые клыки.
«Колобок, колобок… — Я тебя съём!». Это «нуппеппо» — про такое чудище я только слышал, самому видеть не приходилось. Ну, вот и довелось…
Стрелять бесполезно — в нагане обычные пули, этого монстра они не возьмут, разве, что пощекочут. А серебряные кончились ещё в штабе у Куропаткина во время стрельбы по тигру-оборотню.
Монстр всё ближе. Кажется, он даже смеётся — отвратное хихиканье доносится из вонючей пасти монстра. Соня вскрикивает от ужаса и омерзения. Я напрягаю остатки сил, извиваюсь ужом, пытаясь вытащить себя из-под трупа моего коня.
— Соня! Помоги!..
Девушка хватает меня за плечи, тянет из-под коня. Откуда в ней столько силы?
Есть. Припадая на отдавленную правую ногу, встаю перед колобком-нуппеппо. Трофейный вакидзаси с хищным шорохом покидает ножны.
Колобок злобно ощеривается и притормаживает, а потом неожиданно прыгает на меня, снова сбивая с ног.
Боже, ну и вонь! Я чуть снова не теряю сознание. Соня кричит от ужаса, и это вырывает меня из пелены дурноты и тьмы.
Бью вакидзаси в бок монстра, кромсаю его плоть, но, похоже, не очень действует. Его зубы уже рядом с моей шей. На чистой интуиции всаживаю
Тошнотворный визг прорезает окрестности. Ни меня льётся дурнопахнущая слизь, оранжевая кровь чудища. Монстр оседает на меня бесформенным комом, придавливая как бетонной плитой — весит он килограммов двести, если не больше.
Ох, и здоровая же тварь!
Кое-как выбираюсь из-под него уже исключительно собственными усилиями. Воняю не хуже, чем сам нуппеппо, перепачканный в грязи, его и своей собственной крови. Меня шатает.
Смотрю на покойного колобка. Про эту тварь рассказывали оч-чень интересные вещи.
Отрезаю два небольших куска вонючего мяса. Соня смотрит на меня с ужасом.
— Николя, что вы собираетесь делать? Зачем?
— Хотите вечной молодости, Софья Александровна?
Бергиня задумывается. Губы закушены, глаза прищурены. Машинально поправляет свои чудесные волосы.
Успеваю бросить взгляд на раненого хунхуза, который, наконец, перестал протяжно верещать. А… уже и не раненый. Отмучился.
— А вы, Николя? Хотите этой самой вечной молодости? Это ведь не вечная жизнь.
— Если только в компании с вами, Софья Александровна.
Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь. Кажется, что этот взгляд длится вечность. И слов не надо, всё становится понятным и без них.
Жуём на пару вонючее мясо японского колобка. На вкус оно… вонючее мясо. Интересно, подействует, или рассказы о нуппеппо — обычная байка?
Жаль не от Николова слышал эту историю, а от знакомых станичников, а казачьи байки, они, байки и есть.
— Надеюсь, эта история останется между нами?
— Да. Николя… Мне самой не очень хочется её вспоминать… — смеётся она, и от этого становится ещё более близкой и естественной.
Хорошо мы с ней, наверное, смотримся… И пахнем соответственно.
Дорога по-прежнему пустынна.
— Соня… Софья Александровна, обождите меня здесь. Надо проверить засаду этих мерзавцев.
— Это хунхузы?
— Сомневаюсь.
— Тогда кто?
— Думаю, что переодетые японские диверсанты. Раненый кричал по-японски, да и японский демон в компании настоящих хунхузов выглядит слишком странно.
— Я… я лучше с вами пойду. Так безопасней.
Ну, безопасней, так безопасней. Девушке виднее.
Перед тем, как лезть в кусты, проверяю Сонин револьверчик. С ударником всё в порядке, пружина не болтается, выходит дело в патронах.
Извлекаю из камор барабана скомпрометировавшие себя боеприпасы, а заодно и стреляные гильзы. К счастью, мадмуазель Серебрякова — барышня запасливая, запасные патроны у неё имеются. На такой и жениться — не грех!
Перезаряжаю девушке револьвер, заодно снаряжаю и свой наган серебряными пулями — мало ли что там в зарослях ещё притаилось.