Ротмистр Гордеев 3
Шрифт:
— Прапорщик Бубликов, семнадцатая рота двести пятнадцатого полка.
И фамилия говорящего и его внешность к себе располагают, а двести пятнадцатый полк — наши старые знакомцы. Однако я памятую, какие неприятности творит в нашем тылу противник, и потому пускаюсь на небольшую проверку.
— Ротмистр Гордеев, отдельный эскадрон Нежинского драгунского полка. Как поживает командир девятнадцатой роты капитан Осипов?
— Простите, не знаю такого, — удивлённо смотрит на меня Бубликов. — До сего дня девятнадцатой
— Точно, перепутал! — хлопаю себя по лбу я. — Да, таки есть, капитан Верховцев — такой высокий, стройный, в прошлом году его двадцатипятилетний юбилей отмечали.
Бубликов озадаченно чешет заросший подбородок, который явно не знал бритвы недели две.
— Виноват, господин ротмистр. Вы верно с кем-то перепутали капитана. Верховцев значительно старше, ему уже сорок семь, да и стройным его точно не назовёшь.
— Не надо извиняться, прапорщик. Это ты меня прости — небольшая проверка. Теперь вижу, что ты тот, за кого выдаёшь. Слушаю.
Прапорщик понимающе кивает.
— Меня к вам ротный направил. Японцы уж больно прут: два раза чуть было окопы не взяли — чудом выбили оттуда. Просим прийти на подкрепление.
— А что сами?
— Не сдюжим, — опускает голову Бубликов.
— Ваш ротный, надеюсь, понимает, что у меня есть своё начальство? И что я обязан подчиняться приказом своего начальства?
— Понимает. Мы пытаемся связаться со штабом вашей бригады, пока ничего не выходит. Но если промедлим — японец проломит фронт на нашем участке и пойдёт вперёд, — его взгляд становится умоляющим.
Вот же ж… По сути меня подводят под трибунал. Если сорвусь сейчас со своими людьми и отправлюсь на передок, затыкать потенциальный прорыв — с меня потом как минимум погоны сорвут, а по максимуму… Лучше вообще не загадывать.
Да, в настоящее время мы в резерве, но там, наверху, на нас могут иметься вполне определённые планы, и своим самоуправством я могу всё сорвать к такой-то матери… Но, с другой стороны, если прямо сейчас джапы разнесут позиции двести пятнадцатого полка и зайдут в тыл нашим… Будет звиздец! Причём очень конкретный!
Сверхосторожный Куропаткин прикажет всему фронту оставить рубежи, как это было когда-то в моём мире, будет очередной виток отступления и разгром. А разве ради этого я тут жилы тяну из себя и своих людей?
Нам нужна победа! И если ценой победы станут мои погоны, карьера, да хоть и жизнь! — плевать! Отдам всё!
Однако тупо подставлять своё начальство тоже нельзя.
— Поручик! — подзываю к себе Цируса. — Задача меняется. Теперь вы отправляетесь в штаб полка с донесением, что два взвода эскадрона были выдвинуты мной на переднюю линию для оказания помощи двести пятнадцатому пехотному полку.
Цирус не хуже меня понимает, во что мне обойдётся такое решение. В его взгляде широкий спектр эмоций:
— Слушаюсь, господин ротмистр! Разрешите по возвращению тоже прибыть на передовую?
— Не разрешаю. Вы, как мой заместитель, должны принять под командование первый и четвёртый взвод и ждать дальнейших приказов.
С собой я намерен брать только пулемётчиков и штурмовиков. Разведка и хозобеспечение остаются в располаге. Если станет совсем плохо — привлеку и их, а пока пусть ждут. Чего — сам не знаю. Но точно не у моря погоды. Наверное, нового комэскадрона.
Надеюсь, если слечу с этой должности, Цирус её потянет.
Сборы много времени не занимают, мы и без того были готовы в любую секунду сорваться с места.
В последний момент появляется Соня. Через плечо у неё перекинута увесистая сумка санинструктора, позади верный лбы — санитары. Понимаю, почему она тут. Хочется отказать, но опять же — понимаю, почему нельзя. Сеча предстоит серьёзная, будут убитые, будут раненные — и я не хочу, чтобы мои «трёхсотые» плавно переехали в «двести», и готов биться за каждого бойца до последнего вздоха.
Как раз этот вздох и приходится давить в себе при взгляде на Соню.
Скоробут тоже отправляется вместе со мной в пекло и потому сразу получает от наказ: приглядывать за барышней и беречь как зеницу ока. Ну да ему не привыкать, такими темпами скоро запишу в штатные «няньки» Софьи Александровны.
Выдвигаемся на передовую в сопровождении Бубликова. Тот постоянно держится возле меня и выглядит как побитый щенок, осталось только уши прижать к туловищу.
— Расслабься, братец, — говорю ему тихо. — Я знаю на что иду. Твоей вины в этом нет.
Чем ближе окопы, тем сильнее грохот и чаще визг осколков. Чтобы не накрыли всех скопом, приказываю проредить колонну, поэтому она растягивается на добрые полкилометра.
Есть, конечно, вариант быстрого броска, но тогда либо накроет всех и сразу, либо придём уже порядком уставшими, а я не удивлюсь если потом сходу и в бой.
Тактика себя оправдывает, до постов добираемся без потерь.
Навстречу выходит поручик, козыряет и представляется командиром многострадальной семнадцатой роты Кошелевым.
— Слава богу, вы откликнулись на мою просьбу! — говорит он. — Ещё один накат мы бы точно не выдержали. У меня от роты осталось меньше взвода.
Открываю рот, но меня тут же перебивает Соня.
— Поручик, где у вас раненные?
— Вон там, в ложбинке возле деревьев, — показывает Кошелев.
— Окажите им необходимую помощь, — обречённо произношу я, понимая, что Соне не больно то нужно моё разрешение.
— Пройдёмте со мной в блиндаж, — зовёт поручик. — На той стороне появились какие-то слишком меткие стрелки, нарочно выцеливают офицеров и унтеров.