Ротмистр Гордеев
Шрифт:
Пора.
Пехота, которая должна прикрывать наш прорыв, с криками «Ура» поднимается в атаку. Перебрасываем через наши окопы заранее приготовленные мостки. Тачанки, по команды Будённого, а за ними и мы верами, устремляемся следом за пехотой в атаку на японские позиции.
Не сразу, но японцы всё-таки очухиваются. Стучат навстречу нам выстрелы их «арисак».
Поздно. Лаву нашего наступления не остановить. Тачанки подлетают почти к линии японских окопов, делают резкий поворот, и, двигаясь вдоль них, поливают свинцовым дождём всё живое.
Как хочется принять в этом участие, но у нас другая задача.
Поперёк японских окопов, где всё ещё идёт рукопашная – фактор неожиданности сделал своё дело, японцы начинают поддаваться, кто-то бежит, выскакивая из схватки, кто-то поднимает руки вверх, надеясь на милосердие русского солдата, мои бойцы перекидывают ставшие штатными мостки, по которым линию окопов пересекают тачанки и наша конная группа. Мостки собраны, приторочены к тачанкам, и наша охотничья команда устремляется вглубь занятой японцами территории, оставляя за спиной резню в захваченных нашей пехотой японских траншеях.
Плотной группой мой отряд выскакивает на дорогу, движемся рысью – две тачанки в авангарде, две тачанки в арьергарде, передовой дозор, боковые дозоры, всё, как положено. Торопимся – надо уйти, как можно дальше, а затем скрыться в ближайших лесах и начать дальнейшее разведывательно-диверсионное веселье.
Спасибо передовому дозору, успеваем укрыться в лесу до того, как на дороге показывается спешно марширующий к месту нашего прорыва японский полк. Отдыхаем, а ночью возвращаемся на дорогу. Риск столкнуться с японцами в ночное время минимален. Здесь и сейчас ночью воевать не принято. Равно как и совершать маневры. Тем не менее, движемся осторожно с соблюдением необходимых мер предосторожности.
Следующий день проводим в лесу. Надо ж осмотреться, что тут вокруг нас происходит. В разных направлениях уходят разведтройки. Идут пешими за сведениями и языками.
Сеть раскидываю широко – в лагере остаётся примерно половина нашего отряда. За обедом ко мне подсаживаются Вержбицкий и Маннергейм, могу их понять – я им ровня, хотя нравы в нашем отряде, со стороны могли бы показаться, едва ли не анархической вольницей. Однако, каждый знает свой маневр и место в бою при любом (ну или почти любом) развитии ситуации. Всё многократно обговорено и проиграно на учениях и в предыдущих боевых выходах.
– Николай Михалыч, - начинает Вержбицкий, - приношу вам свои извинения. До последнего момента считал, что эти ваши «художества» - опасная фантазия и попрание всех основ тактики. Однако, убедился, ваши придумки эффектны и эффективны. Мир?
Вержбицкий протягивает мне руку.
– Мир. – Пожимаю его ладонь.
Неужели поляка проняло? Или хитрит в преддверии каких-то очередных
– Интересная придумка эти ваши тачанки, - Маннергейм задумчиво жуёт травинку. – Ведь, если вдуматься, она делает боевые действия мобильными, позволяя перемещать огневые точки с большой скоростью на дальние расстояние, менять конфигурацию огневых позиций в соответствии с требованиями момента: обороны или наступления. Можно представить себе целую армию таких тачанок, мчащихся по просторам степей… - А тролля, похоже, всерьёз пробрало идеей мобильной войны. Этак ещё додумается до концепции танков.
– Новые орды Чингисхана? – вставляет свои пять копеек поляк.
– Жаль, нельзя на ваши брички поставить серьёзную артиллерию, - вздыхает барон. – Конструкция просто не выдержит веса пушки.
– Но имеется же горная артиллерия – легкие пушки, которые перевозят на вьючных лошадях. Такой вес эти повозки вполне выдержат. – Поляка тоже увлекла идея.
– Или у британцев в Индии есть части, где лёгкие пушки перевозят на верблюдах.
– Господа, - пытаюсь урезонить фантазёров, - давайте будем реалистами.
Оба смотрят на меня удивлённо – зачем я окорачиваю крылья их фантазии?
– Давайте будем реалистами, будем требовать невозможного, - где-то я читал этот парадокс, почему бы и не блеснуть им втихаря?
– Николя, да вы – философ, - усмехается Маннергейм.
Наша увлекательная беседа прерывается: возвращается одна из разведтроек – братья Лукашины и Сорока притащили с собой «языка», спеленатый, как мумия, японский лейтенант пучит глаза и сверкает белками, мычит что-то сквозь кляп. Мычи, мычи, скоро запоёшь, когда начнём допрос.
Особо стараться не пришлось. Молоденький лейтенант на приличном французском поведал нам много интересного – пришлось разыграть целую интермедию, чтобы повесить допрос на Вержбицкого с Маннергеймом и не выдать им своего незнания этого прекрасного языка – эти гордеевские навыки до сих пор дремлют где-то в глубинах моего нового организма, а у Лёхи Шейнина рабочий второй язык – английский.
Расположение своей части и соседей, схему караулов и постов, периодичность их смены, а также расположение складов – всё это заносится аккуратно на карту, кратко формулируется для донесения, и в ближайшее время отправится с крылатым почтальоном прямиком в штаб.
Но главное – атака нашего полка, предпринятая лишь для прикрытия перехода нашей разведгруппой линии фронта, увенчалась неожиданно серьёзным успехом: японцы были выбиты из окопов. Али Кули Мирза ввел в бой весь полк и даже без поддержки тачанок, японцы сочли за лучшее отступить на запасные позиции второй линии своей обороны. Намечавшееся японцами наступление отложено на неопределённый срок – до выяснения, так сказать.
Неужели, моё попаданчество наконец дало какой-то реальный результат? За это стоит выпить.