Роуд-муви
Шрифт:
Он понимал: любой житель этой деревни легко узнает беглого каторжника, а это не сулило ничего хорошего – на милосердие приходилось рассчитывать в последнюю очередь.
Близкое присутствие человеческого жилья придало Корнею Васильевичу сил: он долго кружил вокруг деревни, скрываясь в траве, пытался изучить, разглядеть местных жителей, и выбрать жертву, которой он нанесет визит. Проведя целый день в наблюдении, Рыжий заприметил пухлую женщину, которая иногда выходила во двор с крупной коробкой в руках, воровато оглядываясь по сторонам и делая странные движения. Из своих наблюдений беглец заключил, что живет
Лариса Сергеевна чувствовала в ногах необычайную легкость, ей хотелось танцевать, веселиться, притягивать восхищенные взгляды мужчин. Но более всего ей хотелось проявлять заботу.
– Степка, Степочка, милый, что ж ты ничего не ешь, может рыбки тебе свежей? Я все устрою, – тараторила Лариса Сергеевна.
Степка лишь смотрел на нее своими темными немигающими глазами, замерев, как ящерица. Это заставляло хозяйку нервничать: «Уж не болен ли? Не случилось чего?
Господи, ничего не ест же!»
Когда радость Ларисы Сергеевны сменялась беспокойством, она брала палочку, или вязальную спицу и легонько тыкала ею в пришельца. Степка съеживался и делал только ему понятные жесты, это на некоторое время убеждало Ларису Сергеевну, что питомец находится в полном здравии, и она снова принималась кружить с коробкой в руках.
Вечером, натанцевавшись вдоволь, женщина сидела и смотрела на Степку, думая, чем бы еще можно попробовать покормить его.
– Вспомнила, что у меня есть-то, – Лариса Сергеевна полезла в деревянный шкаф, где довольно долго рылась, пока, наконец, не отыскала металлическую коробку из-под чая.
– Настоящие! Шоколадные! Берегла, не помню с какого года. М-м-м. Вкусно! – Лариса Сергеевна развернула обертку, облизала конфету и положила Степке в коробку.
– Ну же, ну, давай, ешь, – она ткнула пришельца пальцем, но тот лишь продолжал смотреть своим немигающим взглядом.
Женщина уже придумывала новый довод в пользу того, что нужно поесть, когда услышала слабый скрип входной двери.
– Ох ты, господи, неужто опять не заперла, – пробормотала она и засеменила к двери.
Вначале хозяйка подумала, что увиденное ей кажется. Откуда в ее доме может взяться крупная, исхудавшая фигура, с темными кругами под глазами и топором в руке?
Лариса Сергеевна истошно закричала и бросилась назад.
– Молчи, сука! – с этими словами зловещая фигура бросилась за несчастной женщиной.
Рыжий уже готов был успокоить топором визжащее тело, которое могло с головой выдать его присутствие, проходи мимо случайный прохожий. Но тут он заметил, что жертва никак не пытается прикрыться, защититься от удара, а обнимает коробку, с которой он видел ее еще днем. Это остановило его.
– А ну замолчи, а то все тут изрублю! – взревел Корней Васильевич.
Женщина замолчала неожиданно, как будто выключили звук извне, и медленно оглянулась, в полглаза уставившись на Корнея.
– Что у тебя там? – грозно спросил Рыжий.
– Не-а, – женщина замотала головой, давая понять, что не готова показать свой секрет, даже рискуя быть изрубленной.
– А ну брысь, я сказал! – замахнулся Корней.
Женщина, дрожа, с трудом отползла от коробки. Корней Васильевич приблизился, обнаружив смотрящего на него немигающим взглядом Степку.
– Игрушка, что ли какая? – Корней
– Оно что, живое? – вздрогнул Корней Васильевич и снова замахнулся.
Женщина начала причитать что-то нечленораздельное, накрыв коробку своим пухлым телом.
– Да замолчи ты! – растерялся Рыжий, он неловко похлопал по спине Ларису Сергеевну и поставил топор у стены.
– Не трону никого, слышь, – сказал Корней Васильевич, – если поможешь мне.
Женщина прекратила визжать. Корней Васильевич отступил и сел на скамью в знак того, что не представляет никакой опасности.
– Еда есть?
– Д-да.
– И смотри, если расскажешь про меня кому – тебе, и уродцу не поздоровится.
– Молчать буду, ей богу!
Хозяйка засуетилась, достала из печи горшок.
– Вот, поешь, – сказала она незваному гостю, выскребая ложкой чуть пригоревшую пшенную кашу.
Корней Васильевич глотал горячие куски каши, жадно орудуя ложкой.
Пришелец впервые за долгое время проявил активность и, выскочив из коробки, уселся на полу перед Рыжим, как обычно, уставившись своим немигающим взглядом.
Корней Васильевич покосился на него, но не мог оторваться от процесса еды, пока не уничтожил всю кашу и тщательно не облизал ложку.
– Так, – сказал Корней, – а теперь я объясню правила совместного проживания, особенно тебе, Чипполино. Если еще раз вот так уставишься на меня, я твои глазенки повыковыриваю и воробьям скормлю. Ты человечий язык понимаешь? Не-е-ет, брат, так не пойдет.
И Корней Васильевич схватил пришельца и сжал его в руке. Лариса Сергеевна тихо застонала, а пришелец, вцепившись ручонками в жилистую руку Рыжего, вытянул шею, еще более пристально вглядываясь в своего мучителя.
И тут Рыжий испытал то, чего не испытывал никогда. Даже когда он съел Фуфыра, реальность не выскальзывала с такой силой. Взглянув в глаза пришельцу, он испытал страх – запредельный, как будто он заглянул туда, куда человеческому глазу смотреть не позволено; перед ним на мгновение открылась бездна, бесконечность. Это было похоже на то, как будто в привычном пространстве открылась дверь, и Рыжий провалился в необъяснимую пустоту. Вот так среди терпкого, наполненного запахами пространства поскользнулся и угодил в черную дыру. Мириады духов, проносясь из одной галактики в другую, в доли секунды прокляли случайно попавшийся на их пути организм, оставив за собой невидимый квантовый след. Ничего не подозревающее существо с растущими прямо из головы шорами бежит, не сворачивая, как предписано его природой. Но наглый случай накидал на дорогу искореженный, металлический мусор. – «Кто это сделал? Кто вы такие? Как сюда попали?» – Вопросы вспыхивают и умирают, а тело падает вниз, ломая костяные шоры о грубый асфальт. Сломанные заслонки для глаз, как сломанные руки. Мгновенная пульсирующая боль огромным белым шаром заполняет пространство внутри и снаружи, оставляя после себя метафизический ужас. – «Добро пожаловать в реальный мир, нелепое животное». – Татуировки переполняются иным смыслом и жгут кожу каленым железом. Закрыть бы глаза и бежать по привычке. Но существа, которое было на это способно, больше нет.