Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
Судно обогнуло мыс, и взору открылся сверкающий белизной город, расположенный в глубине бухты, у подножья темных скал: казалось, огромный дракон распахнул усеянную белыми зубами пасть.
Вскоре путешественники сошли на берег и отправились по извилистым улочкам к главной площади Аяччо. Ролан бежал впереди, с восторженным интересом разглядывая все, что попадалось на пути, Бернар нес вещи, а Элиана взяла на руки Адель.
Они увидели жителей Корсики, позолоченных солнцем, с блестящими черными глазами, одетых очень просто, почти бедно и говорящих на странной смеси итальянского с французским.
Бернар
Комнатки оказались похожими на монастырские кельи – всюду голый камень и почти никакой обстановки, но Бернар объяснил Элиане, что на острове все жилища такие. Впрочем, ее нисколько не удручала убогость жилья – ведь всего в двух шагах открывались потрясающе роскошные просторы дикой природы. У Элианы захватывало дух при виде оливковых, апельсиновых, каштановых рощ, виноградников, гигантских скал и чудесных пляжей.
В тот же день Бернар повел ее в город, но там почти нечего было осматривать: все выглядело на редкость безыскусным. Единственным, что по-настоящему восхитило Элиану, стала итальянская церковь с редкостной красотою форм и великолепной внутренней отделкой – мозаикой, тусклой позолотой, орнаментами, тонкой резьбой. Все было выполнено превосходно, но казалось необновленным, древним как мир, и потому воскрешало в памяти вышедшие из глубины веков предания и библейские сюжеты.
А затем потянулись дни, полные отдыха, купаний, развлечений, приключений, игр, и ночи с их бесконечной лавиной чувственных восторгов, ночи, принадлежавшие им двоим.
За время путешествия из Парижа в Марсель и жизни на Корсике Элиана и Бернар несказанно сблизились, и молодая женщина многое узнала о своем муже. По натуре он был человеком необычайно прямым, умел принимать решения, настаивать на своем, мог стать очень упрямым и даже вспылить, но она уже поняла, насколько сильно он ее любит, и знала, что он никогда не скажет ей ни единого резкого слова. Кроме того, Элиана видела, что лучшего отца для своих детей ей трудно было бы пожелать. Бернар превосходно ладил с Роланом, который буквально боготворил его, и успел привязаться к Адели. Он часто брал ее на руки, говорил и играл с нею, и вскоре девочка с радостной улыбкой тянулась к нему и смеялась, и что-то лепетала.
Бернар брал напрокат лошадей, и они с Элианой каждый день совершали верховые прогулки. Кругом простирались зеленые холмы, утопающие в гуще вечнозеленого кустарника; перерезанные изгородями пастбища, бурные реки и тихо журчащие маленькие ручьи – огромное, полное жизни пространство небольшого острова, затерянного в необозримых просторах мира.
Всадники взбирались по заросшим папоротником склонам оврагов, проносились между шумных деревьев огромной дубравы, где яркие, слепящие взор солнечные блики скользили по их лицам, таинственно мерцали в глубине глаз; обгоняя друг друга, мчались по горной дороге, и разрумянившаяся Элиана заливисто смеялась, погоняя коня, хвост и грива которого полоскались на ветру. Она не боялась ни скорости, ни высоты, и сама предлагала Бернару спускаться по отлогим террасам вниз, к сверкающему волнами морю. Молодая женщина рывком сдвигала шляпу на затылок, чтобы без помехи разглядеть пустынные
Элиана знала: он несказанно рад тому, что она полюбила Корсику, его родину, колыбель его души.
На побережье, среди скал, они отыскали крохотную бухточку, где даже днем можно было купаться и лежать на песке обнаженными, и подолгу пропадали там, и лишь солнце, скалы да парившие высоко в небесах птицы становились свидетелями того, что происходило между ними.
Вот и сейчас Элиана вольно расположилась на берегу, у кромки воды. Она чувствовала спиною горячий песок, а грудью и животом – тело Бернара, его бархатистую кожу, еще влажную от недавнего купания в море.
– Почему я не могу жить без тебя? – прошептал он в перерыве между поцелуями.
– Не знаю, – с невинной улыбкой ответила Элиана и закрыла глаза.
Этот мужчина принадлежал ей весь без остатка – такого она еще не испытывала. Максимилиана всегда куда-то влекло, он вечно строил планы, что-то обдумывал – даже во время той памятной поездки в Америку. А с Бернаром можно было жить настоящим, по крайней мере сейчас, и всецело отдаться сладким минутам любви, зная, что для него тоже не существует ничего другого.
– Я бы хотела купить этот домик и поселиться здесь навсегда, – произнесла она, охваченная внезапным порывом. Потом села на песке и принялась выжимать волосы.
– Возможно, когда-нибудь мы так и сделаем, – сказал Бернар, неохотно выпуская ее из объятий. – Корсика – удивительно место. Не просто прекрасное, а еще и уединенное, а значит, замечательное вдвойне. Не все понимают, какую силу и сколько вдохновения можно черпать в уединении.
– Помнишь, ты говорил о судьбе? – немного подумав, произнесла Элиана – Ты признался, что готов испить свою чашу до дна. Неужели ты никогда не пытался что-либо изменить?
– Конечно, пытался, любимая. Но решение одной проблемы порождает множество новых и так до бесконечности. Не умеющий наслаждаться мгновеньями настоящего никогда не достигнет счастья! Со временем судьба дает нам понять, для чего было послано то или иное испытание, – чтобы вывести нас на новый жизненный круг, помочь осознать свои ошибки и по-другому взглянуть на мир… – Он вздохнул. – Но знаешь, порой попытка разобраться в прошлом кажется мне похожей на старания разглядеть в небесах след птичьих крыльев, а стремление к будущему – на погоню за собственной тенью.
– Да, ты прав, – задумчиво промолвила молодая женщина. – Однажды я уже отправлялась в романтическое путешествие и думала, что оно станет началом новой жизни, а вышло иначе.
– У нас так не будет, – заверил Бернар, поймав ее взгляд и протягивая к ней руки – Наше настоящее и наше будущее мы не отдадим никому. Я не обещаю тебе звезд с неба, но постараюсь сделать все для того, чтобы ты была счастлива.
Да, Элиана чувствовала себя счастливой, а еще – она дивно похорошела. Ей исполнилось двадцать семь лет, но можно было дать гораздо меньше: она выглядела посвежевшей и на удивление юной, совсем как в пору девичества.