Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
– Я рада, что вы пришли к таким выводам, Софи.
Через некоторое время молодая женщина присоединилась к компании мужчин, среди которых был и Максимилиан, а к Шарлотте подошел господин Рюмильи.
Очевидно, он считал своим долгом оказывать новой гостье особое внимание, потому как предложил ей осмотреть дом и вызвался лично сопровождать ее.
Он повел Шарлотту через вереницу комнат, озаренных чарующим светом, струящимся из хрустальных люстр, с поблескивающими, как льдинки, подвесками.
От нее не укрылась мимолетная теплота его взгляда
Господин Рюмильи привел Шарлотту в небольшую гостиную и сделал жест рукой, предлагая сесть, а потом указал на букет в высокой белой вазе.
– Цветы для вас.
Шарлотта изумленно улыбнулась. В ее доме редко появлялись букеты – почему-то они раздражали ее. Они словно служили напоминанием о том, чего никогда не было в ее жизни.
Она коснулась пальцами лепестков. От цветов веяло трогательной грустью. Божественные создания, жизнь которых искусственно поддерживается влагой; обреченные, распустившись, явив свою красоту миру, тут же умереть!
Потом перевела взгляд на собеседника. У господина Рюмильи было породистое жесткое лицо, густые седые, напоминающие львиную гриву волосы и внимательные голубые глаза, ни на мгновение не дающие догадаться, о чем он думает. Шарлотта знала, что Рюмильи – вдовец. Он слыл грозой своих подчиненных, жил очень замкнуто, хотя обладал большой властью в министерстве, и все время посвящал работе.
– Зачем? – спросила Шарлотта, поймав его пристальный взгляд.
– Потому что вы женщина.
Он произнес это спокойно и веско, почти без всяких эмоций, и Шарлотта промолвила во внезапном порыве отчаянной откровенности, какому хотя бы раз в жизни бывает подвержен любой человек, порыве, появление которого зависит не столько от того, в чьем обществе ты находишься, сколько от твоего внутреннего состояния в этот момент:
– Я не такая, как все!
Он согласно кивнул.
– Я слышал, вы очень умная женщина.
Шарлотта позволила себе усмешку.
– Женский ум – невеликое достоинство в глазах мужчин. Они куда больше ценят красоту.
– Что ж, верно. Но плениться женской красотой – несложная задача.
– Вы правы, – Шарлотта смотрела ему прямо в глаза. Она вдруг решила поднять столь долго опущенное забрало. – Для того чтобы по достоинству оценить ум женщины, надо самому быть человеком неглупым.
Он ничего не ответил, и во время внезапно наступившей паузы его лицо посветлело от каких-то мыслей.
– Это вы сделали интриганку из маленькой Софи? Видели бы вы, что она вытворяла в эмиграции!
Женщина засмеялась.
– Я? Вовсе нет! Просто я дала ей понять, что для женщины важно быть не только чувственной, но и разумной. Человек не может жить чем-то одним, он должен иметь что-то в резерве – тогда ему будет проще приспособиться к переменам.
Они сидели и беседовали около часа, пока не настала пора вернуться к гостям, Шарлотта наслаждалась явным интересом этого человека к себе и к их разговору. И
Шарлотта вспомнила, как Элиана, решив стать любовницей Максимилиана, в ответ на ее доводы сказала: «Пусть то, что я испытаю, будет кратким, как миг вхождения в сон, и не повторится никогда, все-таки это лучше, чем та пустота, в которой я пребывала так долго. Лучше страдания по минувшему, чем тоска о несбывшемся. Мне будет легче жить с этими воспоминаниями, воспоминаниями сердца и души».
«А ведь она была права», – подумала Шарлотта.
Она вспомнила свои мечты о встрече со счастьем, сейчас представлявшиеся глупой выдумкой, порожденной юношеским отчаянием, все то, что перегорело, чему суждено было стать заживо погребенным в ее душе, что она долгое время душила в зародыше.
Шарлотта вновь усмехнулась. Сейчас ей казалось, что даже любовь к Максимилиану существовала лишь в ее воображении.
«Неужели мне только и осталось, что считать пустые годы?» – подумала женщина.
И только в эту минуту она окончательно осознала, что всю свою жизнь так и не переставала чего-то ждать.
ГЛАВА VII
Над горизонтом простиралась светлая мгла, и лучи вечернего солнца, пронизывающие небо, придавали ей вид золотистого полога. Ниже тянулся молчаливый тенистый лес; вершины деревьев сверкали в лучах заката, и откуда-то издалека доносилось дуновение влажного осеннего ветра.
Временами казалось, будто лес светится сам собою, настолько сочны были его краски. Местами в гуще яркой листвы мелькали черные стволы деревьев, а пониже – пятна темной земли.
Элиана сидела в дилижансе, прислонясь к обитой штофом стенке, и вглядывалась вдаль.
Позади остался Париж, его стройные башни, казавшиеся темно-синими на фоне золотого неба, высокие здания с сияющими стеклами и черными крышами, окруженные сетью хаотично переплетенных теней, его легкая музыка и тягучий, протяжный звон колоколов.
Элиане чудилось, что она все еще слышит разливавшийся в воздухе аромат цветов, белых, желтых и розовых хризантем, которых было так много в эту осень. Женщина невольно улыбнулась: счастливые воспоминания о благоухающем, словно бы помолодевшем городе, снова ставшем легкомысленным, праздничным и нарядным, окутали ее душу, точно мягкое покрывало.
Шел 1803 год, последний, как выяснилось позднее, год без войны после заключенного в 1801 году мирного договора с Англией.
Впрочем, об этом нетрудно было догадаться. На западном побережье страны, отделенном от Англии только узким проливом, близ Булони сооружался огромный военный лагерь – строились боевые корабли, транспортные суда и баржи. Бонапарт вел приготовления к британской экспедиции.