Роза Тибета
Шрифт:
Исторически известно, что они взяли именно то, что было предсказано.
В октябре 1948 года появилась комета, вызвав всеобщую тревогу и беспорядки в Лхасе, Шигацзе и Гьянце. В июле и августе 1949 года "гора сдвинулась", вызвав огромное сейсмическое возмущение, которое затронуло весь Гималайский регион и отклонило Цангпо на восемь миль от его курса. (В августе следующего года она снова "сдвинулась", еще более угрожающе.) И в октябре 1950 года (в ‘первую неделю восьмого месяца Железного Тигра’, как предсказал оракул Сера) китайцы должным образом вторглись.
Столкнувшись с этой последней катастрофой,
Такие предсказания и такой рекорд для года Земного Быка.
Исполнились ли подобным образом многие региональные предсказания, должно оставаться предметом для размышлений. Однако среди беженцев на контролируемой Индией пограничной территории в начале 1951 года, по-видимому, существовало твердое убеждение, что, по крайней мере, некоторые из предсказанных событий произошли; в частности, те, которые были предсказаны для монастыря Ямдринг.
В отчете калькуттской газеты "Амрита базар Патрика" от 3 февраля того же года приводится цитата одного беженца: "Несомненно, неприятности в Ямдринге начались в шестой месяц Земного Быка… . Как всем известно, настоятельница была похищена вместе со своими сокровищами стоимостью в четыре кроры рупий (три миллиона фунтов стерлингов).
Эта история была подхвачена другими газетами и вызвала много спекуляций (и некоторые политические беспорядки) по поводу значения фразы в предсказании "визит из-за заката’. Некоторые редакторы считали, что это может означать только "с запада", и что, поскольку китайцы, несомненно, атаковали с севера и востока, оракул, должно быть, предвидел грабежи из Ладакха на западной границе Тибета.
Это было с горечью опровергнуто (9 февраля) пристрастным членом Лок Сабха, индийской нижней палаты, который отверг "грязные инсинуации определенных людей в Калькутте, которые могут приписывать ладакхи только низменные мотивы, которые привели бы их в действие в подобных обстоятельствах. Не подлежит сомнению, что любой житель Ладакхи или Кашмира мог участвовать в разграблении монастырей...’
Несмотря на это и другие опровержения, индийская пресса поддерживала эту историю в течение нескольких недель, взволнованная, даже посреди таких трагических ужасов, странной историей о похищенной настоятельнице и четырех крорах рупий.
Однако, когда погода на приграничной территории потеплела, и беженцы начали возвращаться в свои собственные горы, населенные дьяволами, сообщения прекратились. К июню 1951 года они полностью закончили.
F. B.–V. ПАРИЖ
1960
*
Это был месяц, когда Чарльз Хьюстон вернулся в Лондон на носилках. Он отсутствовал семнадцать месяцев. По его словам, мне казалось, что прошло столько лет.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
ЯN летом 1949 года, когда ему было 27 лет, Хьюстон обнаружил, что у него роман с замужней женщиной. Ей было 30, и он не был влюблен в нее, и он пошел на это только потому, что ему было скучно и одиноко. Он не думал, что роман продлится лето, но это произошло, и к осени, когда он снова пошел в школу, он задавался вопросом, как это закончить. Он был немного недоволен собой.
В то время Хьюстон жил в
Как бы то ни было, он решил остаться дома, осмотреть галереи и немного заняться живописью; и он бы так и сделал, если бы не случилось так, что лето в Лондоне выдалось самым жарким за последние десять лет. Вместо этого его дни потекли по знакомой ленивой схеме.
Он вставал каждое утро, пускал уголь, завтракал и читал газету. После этого он повозился с эскизом, а затем вышел и выпил.
Время от времени он ходил на вечеринки. Он даже сам держал одну в квартире. Но люди ему наскучили; они были скорее друзьями Хью, чем его собственными. Он чувствовал себя намного старше своего брата.
Однако на двух вечеринках за одну неделю он столкнулся с Глинис и в обоих случаях поймал себя на том, что размышляет о ней и о ее маленьком, сварливом и очень пьяном муже.
Она была высокой и несколько стеснялась своего роста; она немного сутулилась и носила туфли на плоской подошве. Но в ее лице был какой-то странный и незащищенный характер, который больше всего понравился Хьюстон.
Она жила со своим мужем в Фулхэме, совсем рядом с Баронз-Корт, и после нескольких дней споров с самим собой Хьюстон позвонил ей.
Это был июльский полдень, высокий синий день невыносимой жары. Хьюстон сказал ей, что собирается в Роухемптон.
‘Тебе повезло’.
‘Почему ты не идешь?’
Пауза. ‘О, я думаю, что нет’.
‘Ты не умеешь плавать?’
‘Да, я умею плавать’.
‘Тогда я заеду за тобой’.
Так все и началось. Годы спустя все то странное и бесцельное лето, казалось, выкристаллизовалось для него в один момент; момент, когда он положил трубку в жаркой пустой квартире и почувствовал первый слабый толчок: волнение, отвращение, опасения.
Он очень хорошо помнил душевные поиски того лета, время, когда он оценивал свое положение.
У него было четыреста фунтов в банке, арендная плата за квартиру и работа преподавателем рисования в средней школе для девочек на Эдит-Роуд в Фулхэме; именно из-за этой работы он снял соседнюю квартиру.
С годами у него вошло в привычку присматривать за своим братом. Когда он демобилизовался из военно-морского флота в 1946 году, он думал о том, чтобы обеспечить себя на год своими чаевыми и деньгами, которые оставила ему мать, и устроиться художником на полный рабочий день. Он знал, что если случится худшее, он всегда сможет научить. Но затем Хью, в свою очередь, был уволен со службы и получил работу в кинокомпании за пять фунтов в неделю, и Хьюстон пришлось отложить карьеру художника; вместо этого он поступил в среднюю школу для девочек на Эдит-Роуд, расписался за квартиру и оставил Хьюна пару лет.