Роза в уплату
Шрифт:
Услышав, что Кадфаэль входит в калитку, привратник выглянул из своей каморки:
— Тут тебя кое-кто дожидается. Найалл, бронзовых дел мастер. Зайди, мы сидим и разговариваем, но он хочет уйти как можно скорее.
Найалл догадался, кто пришел, и появился на пороге сторожки. Под мышкой он держал грубую полотняную сумку. Взглянув на Кадфаэля, он сразу понял, что тому нечего сказать, но все же спросил:
— Нет ли новостей о госпоже Перл?
— Увы, ничего нового. Я только что расстался с шерифом, утешительного мало.
— Я ждал — вдруг ты принесешь какую-нибудь новость. Хоть бы малейший
— Куда вы собираетесь на ночь глядя?
— В Палли, к сестре и ее мужу, повидать дочку. У меня тут набор украшений к сбруе одной из лошадей Мортимера, но это могло бы потерпеть пару дней. А девочка ждет меня. Это день, когда я обычно прихожу, а то я бы не двинулся с места. Но ночевать я не останусь. Вернусь, чтобы стеречь, по крайней мере, розы, если уж не могу ничего сделать для самой хозяйки.
— Вы сделали больше, чем все мы, — печально заметил Кадфаэль. — Вы сохранили куст, он живет. А она вернется и примет из ваших рук самый красивый цветок, и будет это послезавтра.
— Это что, обещание? — спросил Найалл с жалкой, вымученной улыбкой.
— Нет, молитва. Это лучшее, что мы можем сделать, — молиться. До Палли больше трех миль хода, и обратно три мили — у вас хватит времени для целой литании, — промолвил Кадфаэль. — И помните, чей праздник будет через два дня. Святая Уинифред сумела устоять перед нежеланным поклонником и остаться добродетельной, она не бросит в беде сестру свою.
— Ладно… Я, пожалуй, пойду. Да благословит тебя господь, брат.
Найалл перебросил через плечо сумку, в которой лежали бронзовые розетки и пряжки — украшения для конской сбруи, — и быстро зашагал по Форгейту в сторону тропы, уходившей от моста на юго-запад. Прямая коренастая фигура мастера постепенно растворилась в ставшем прохладным жемчужно-сером воздухе. Надвигались сумерки. Кадфаэль смотрел вслед Найаллу, пока тот не свернул за мельничным прудом в сторону и не исчез из виду.
Сдержанный и немногословный человек этот Найалл, бронзовых дел мастер, однако Кадфаэлю было горько и больно за него: он понимал, какая тревога гложет душу мастера от сознания, что он ничем не может помочь женщине, которая для него дороже всего на свете.
Глава одиннадцатая
Найалл отправился из Палли обратно в Шрусбери незадолго до полуночи. Сесили уговаривала его остаться, справедливо утверждая, что от его возвращения ничего не изменится. Она упрямо твердила, что пока сама хозяйка находится вне пределов досягаемости, вряд ли кто-нибудь снова покусится на розовый куст, это не имеет смысла. То же самое думал Кадфаэль, но не высказал этого вслух. Нельзя вручить розу отсутствующей женщине. Если кто-то хотел расторгнуть сделку и вернуть дом в собственность Джудит Перл, а дело, похоже, шло именно к тому, то он свое сделал и рисковать второй раз не было никакой необходимости.
Сестре Найалл рассказал об этой истории очень немного, а о своих чувствах и вовсе умолчал, однако Сесили сердцем все поняла. Сплетни, которые ходили по Шрусбери, добирались сюда, в Палли, в сглаженном виде, словно сказки, никак не связанные с реальной жизнью. Здесь реальностью были земля, поля, немногие люди, работающие на них, густой кустарник,
Малышка уже давно спала в своем гнездышке на чердаке вместе с братьями и сестрой. Сонную, Найалл сам отнес ее туда. Прелестное, светловолосое, как и ее покойная мать, создание с молочно-белой кожей, которая на солнце приобретала такой же золотистый оттенок, как и волосы. Дети Сесили были похожи на отца — рыжеватые шатены, худенькие, гибкие, черноглазые. А дочка Найалла была кругленькая, гладенькая, мягонькая. Почти с самого своего рождения она жила у Сесили — трудно будет увезти ее отсюда.
— Тебе придется идти в полной темноте, — сказал Джон, выглядывая из дверей. Летней ночью при полном безветрии сильно ощущался пряный запах леса. — Луна выйдет только через несколько часов.
— Ничего страшного. Дорогу я знаю хорошо.
— Я пойду с тобой, — сказала Сесили, — выведу тебя на тропинку. На улице приятно и тепло, а спать я еще не хочу.
Она молча шла рядом с Найаллом. Пройдя через калитку в частоколе, а затем через заросшую травой прочисть, они остановились у края леса.
— В один прекрасный день ты заберешь малышку от нас, — сказала Сесили, как будто подслушав мысли брата. — Все правильно, так и надо, только нам будет очень не хватать ее. Конечно, мы живем не так уж далеко и сможем время от времени снова забирать ее к себе. Не надо откладывать это, Найалл. Она была мне как подарок, и я очень люблю ее, но она — твоя, твоя и Эйвоты, если уж говорить до конца, и надо, чтобы она выросла, понимая это, и научилась это ценить.
— Она еще маленькая, — возразил Найалл, словно защищаясь. — Я боюсь слишком рано смутить ее покой.
— Да, она мала, но она все понимает и уже начинает спрашивать, почему ты всегда уходишь, а ее оставляешь здесь. Интересуется, как же ты живешь один, кто тебе готовит, стирает. Мне кажется, тебе следует взять ее с собой погостить, показать, как ты живешь и что ты делаешь. Ей до смерти хочется знать это. Сам увидишь. И как бы ей ни было весело играть с моими детьми, она не хочет делить тебя с ними. Она уже самая настоящая женщина, — убежденно заявила Сесили. — Но все-таки самое лучшее, что ты можешь сделать для нее, Найалл, — это дать ей другую мать. Ее собственную, из-за которой не надо будет соперничать с другими детьми. Она очень смышленая, дорогой мой, и понимает, что я не ее мать, хоть и люблю ее всем сердцем.