Роза Ветров
Шрифт:
– Я всегда знала, что ты непутёвый, но чтобы настолько!.. О чём ты только думал? – прогремела она над ним, словно небесная кара, и Геннадиос жмурился, но не сопротивлялся. Сестра всегда ругала его даже больше, чем мать!..
– Я тоже люблю тебя, адельфи му, – ласково взглянул на Ксению брат и, вспомнив об Ибрагиме, загадочно подмигнул ей. Вздумал подслушивать? Тогда пусть получает!.. – Больше тебя только уединённые вечера, что мы проводили на Крите, пока отец рассказывал нам сказки на ночь… Хотя, может, это и не сказки вовсе?..
– Сказки на ночь? – недоумевающе нахмурилась
– Да, если ты помнишь. – Ещё сильнее понизив голос, что придавало ему больше злокозненности, Геннадиос от души наслаждался представлением, – он рассказывал нам про старого Пашу, служившего османскому султану, и всё такое…
Взгляд Ксении наполнился осмысленностью, и она тоже перешла на шёпот. Природа, если повезёт, наградила чауша хорошим слухом!..
– Нет! Не может быть!..
– Передай это моим друзьям, – настойчиво попросил Гена, – и обязательно добавь, что тайна, которую рассказал нам про покойного отец, – это то, что спасёт меня от виселицы.
– Я сделаю так, как ты велишь, – одними губами повторила сестра, хоть и смотрела на него как на умалишённого.
«Адельфи, подыграй же мне!..»
– Если они решат повесить меня, – пожал плечами юноша, изображая беспечность, и спрятал руки в карманы, – то я всем расскажу о ней, и Паша опозорится так, что ни он, ни весь его род до скончания лет не отмоются от этой грязи.
На что он рассчитывал, так откровенно блефуя? Ну конечно же на удачу! А уж эта юная, красивая девица никогда его не подводила!.. Судя по тому, как Ибрагим изменился в лице и переглянулся с отцом, услышавшим эту же историю две минуты назад, они всё поняли так, как он того хотел. Теперь почтенный чауш и его приближённые в лепёшку расшибутся, но не позволят ему дойти до виселицы, потому что иначе «раскроется страшная правда о Паше».
Геннадиос чуть не присвистнул от удовольствия, но, когда Артемиос, держа под руку их мать, стал приближаться по длинному коридору каземата, он всё-таки позволил себе немного вольностей:
– Ты действительно пойдёшь замуж за этого увальня, адельфи? – немного сочувственно протянул юноша и, опершись о решётки, звучно зацокал языком. – Ай-ай-ай, не обманывай же себя. Поцелуи нашего Димитриоса тебе, небось, до сих пор снятся!..
Ксения зарделась, но вынесла шпильку с достоинством, высоко вскинула подбородок и нервным движением поправила на плечах шаль. В темницах всё-таки холодно!
– Я не спросила твоего мнения на этот счёт, милый брат, – довольно резко парировала она, но Гена лишь многозначительно повёл бровями. Его-то не обманешь…
– Он же скучный, как наша тётка, Ксения!
– А то Димитриос идеал. К тому же, я слышала, что он уже влюблён в другую, и…
– Ты больше верь его фантазиям, – махнул рукой Геннадиос и причмокнул. – Он любил и любит только тебя, поверь мне. Уж я-то знаю.
– Какое мне дело до того, кого он любит? Я помолвлена, и мой жених хороший, честный и добрый человек. И я уверена, что он будет прекрасным отцом.
– Как хочешь, – демонстративно вздохнул любящий брат, поднял руки
– Геннадиос!..
– Уже двадцать три года, как Геннадиос!
– А двадцать четвертый может и не наступить! Ты забыл, где ты находишься?!
Когда этот непутёвый настолько потерял всякий стыд, что принялся пародировать её, Ксения снова дала ему подзатыльник. На этот раз Артемиос вмешался сам и спросил, что случилось, а митера поспешила объяснить зятю, что «эти двое никогда не оставляли своих споров!», так что ему следовало привыкать. Ибрагим-бей в свою очередь решил, что свидание затянулось, и постучал по карманным часам указательным пальцем.
– Время вышло, – сказал он раздражённо, – пора на выход.
***
Почти полное отсутствие мужчин в доме пагубно сказывалось на их женщинах. Каждую минуту они ждали вестей из Едикуле от Ибрагима, бывшего их единственным маяком в бушующем море, и скрещивали пальцы за Мехмеда, чтобы ему удалось разузнать что-то путное по делу отца у своего штабного командира. Сегодня утром младший сын спустился к родным бледный как смерть и, не сказав ни матери, ни другим женщинам ни слова, пошёл в штаб пешком. Даже мундир натягивал на плечи у самых дверей так, что чуть не лишился двух пуговиц!.. Фарах, спустившаяся в гостиную следом, удостоилась вопросительных взглядов от родни мужа, но так на них и не ответила.
– Умрёшь ты в родах, ханым, – неприятно хохотнула цыганка, и Фарах в ужасе отдёрнула руку. – В страшных муках умрёшь, производя на свет ребёнка.
Старшая дочь муфтия Кадера-Паши росла в религиозной строгости и никогда не додумалась бы сама обратиться к провидице перед замужеством, если бы одна из тёток не оказалась настолько настырной. Харам харамом, но ведь столь важный шаг нельзя совершать такой несведущей!.. Отец всегда твердил, что брак создан для рождения детей, а не для удовольствия – по крайней мере, женского, – и Фарах никогда с этим не спорила. Удовольствие не казалось ей таким уж необходимым делом, и слушаться родителя в этом вопросе не составляло большого труда. Однако будущий жених… неожиданно понравился ей, и мысли девушки даже приняли весьма несвойственную им форму до тех пор, пока…
– Как я могу… избежать этого? – почти не дыша, спросила молодая невеста, пристыженная своей неосведомлённостью. Отец считал, что женщинам не следовало знать слишком многого и что от этого они становились только несчастнее. Фарах охотно согласилась бы и с этим, ведь теперь, когда ей пришлось столкнуться с новым и неизведанным, это совсем лишило её спокойствия!..
– Мне жаль твоего мужа, коль ты действительно хочешь «избежать этого», джаным, – снисходительно улыбнулась цыганка, после чего подалась вперёд и накрыла ладонь девушки своей. – Но если ты поставила себе такую цель, то путь у тебя только один.