Розанна
Шрифт:
Этим посторонним предметом была открытка, которую он купил в Мутале, в табачной лавке. На ней был вид на буренсхультские шлюзы сверху. На заднем плане виднелось озеро и волнолом, а прямо перед объективом двое мужчин открывали ворота шлюза пароходу, переходящему в верхний шлюз. Вероятно, это была старая фотография, потому что пароход, изображенный на ней, уже не существовал. Он назывался «Астрея» и наверняка давно был принесен в жертву пилам и автогену, превратившись в лом.
Безусловно, специалист по фотографическим открыткам фирмы «Алмквистер и Кестер»
Он выдвинул ящик и взял лупу, похожую на совок, с батарейками в рукоятке. Нажал кнопку, и открытку осветила лампочка в два с половиной ватта. Фотография была качественная, он четко различил капитана на мостике в кормовой части палубы и нескольких пассажиров, стоящих у борта. В передней части судна громоздилась куча товара — еще один штрих, свидетельствующий, что фотография сделана давно.
Он как раз передвинул поле зрения на полсантиметра вправо, когда Колльберг бухнул кулаком в дверь и ввалился неожиданно, как гром на рождество.
— Ага, испугался?
— До смерти, — сказал Мартин Бек и почувствовал, что сердце у него никак не хочет войти в нормальный ритм.
— Ты еще не ушел?
— Конечно, ушел. Сижу на втором этаже в Багармуссене и ем сосиску.
— Кстати, известно ли тебе, как ребята из полиции нравов называют эту вещицу? — спросил Колльберг и показал на лупу с ручкой.
— Нет.
— Детектор невинности Мария-Луиза.
— Гм.
— А почему бы и нет? Точно так же ее можно назвать лопаточкой для тортов «Юхан» или еще как угодно. Слышал последние новости торговли?
— Нет.
— При покупке машинки для подсчета банкнот «Маркус» вы получите дополнительно апельсиновое пирожное «Аякс».
— Так купи ее, черт возьми.
— Для того, чтобы сосчитать те десять крон, которые у меня остались? Кстати, когда у нас будет зарплата?
— Наверное, завтра. По крайней мере, надеюсь.
Колльберг бухнулся в кресло для посетителей.
— А лошадка все едет и едет, — вздохнул он.
— И никуда не доедет, — закончил Мартин Бек. Они немного посидели молча. Фразами они обменялись чисто автоматически, при этом ни один, ни другой даже не пытались делать вид, что их это развлекает. Наконец Колльберг сказал:
— Так значит, тот негодяй, которого ты ездил допрашивать, здесь ни при чем?
— Это был не он.
— У тебя есть доказательства?
— Нет.
— Стало быть, интуиция?
— Да.
— Мне этого достаточно. В конце концов есть же какая-то разница между растлением пьяной двенадцатилетней девочки и убийством на сексуальной почве взрослой женщины.
— Есть.
— Кроме того, Эриксон никогда бы не смог ей понравиться. Конечно, если я правильно понял Кафку.
— Да, — подтвердил Мартин Бек, — она не стала бы с ним этим заниматься.
— А тот, в Мутале? Разочарован?
— Ольберг? Да, немножко. Но он упрямый. Кстати, что сказал Меландер?
— Ничего. Я этого психа знаю еще с тех пор, когда мы были в оперативной службе, и за все это время
Колльберг достал блокнот в черном переплете и глубокомысленно пролистал его.
— Когда ты уехал, я прочел все материалы еще раз и решился сделать такое маленькое резюме.
— Да…
— Я, например, задал себе вопрос, который завтра нам наверняка задаст Хаммар: что, собственно, нам известно?
— И что же ты ответил?
— Секундочку. Будет лучше, если ответишь ты. Что мы знаем о Розанне Макгроу?
— Многое — благодаря Кафке.
— Верно. Я бы даже решился сказать, что мы знаем о ней все. Далее: что нам известно об убийстве?
— Мы знаем, когда было совершено преступление. Более или менее знаем, где и как это произошло.
— Мы действительно знаем, где это произошло?
Мартин Бек забарабанил пальцами по столу, потом сказал:
— Да. На экскурсионном пароходе «Диана» в каюте номер А7.
— Группа крови действительно совпадает, но для ареста этого недостаточно.
— Нет, но мы это знаем, — уверенно сказал Мартин Бек.
— Хорошо. Предположим, мы это знаем. Когда же это произошло?
— Вечером четвертого июля. Когда стемнело. В любом случае, после ужина, а он закончился в восемь часов. Примерно между девятью и двенадцатью.
— Как? Ну, об этом мы можем судить по результатам вскрытия. Можем также исходить из того, что она разделась сама. Добровольно. Либо, возможно, под угрозой насилия, но это не слишком правдоподобно.
— Нет.
— И наконец: что мы знаем о преступнике?
Через двадцать секунд Колльберг ответил сам:
— То, что он садист и сексуальный маньяк.
— То, что он мужчина, — добавил Мартин Бек.
— Да, почти наверняка. И то, что он сильный. Розанна Макгроу вовсе не была карликом. Мы знаем, что он был на «Диане».
— Да, если, конечно, исходить из того, что все наши предположения верны.
— И что он должен относиться к одной из двух категорий: пассажир или кто-то из команды.
— Мы это точно знаем?
В кабинете стало тихо. Мартин Бек кончиками пальцев перебирал волосы. Наконец он сказал:
— В противном случае это было бы невозможно.
— В самом деле невозможно?
— Нет.
— Ну, хорошо, скажем, мы это знаем. С другой стороны, мы не имеем ни малейшего понятия о том, как он выглядит и где живет. У нас нет отпечатков пальцев, нет вообще ничего, что могло бы иметь отношение к этому убийству. Нам неизвестно, был ли он знаком с Розанной Макгроу раньше, и, естественно, неизвестно, откуда он приехал, что с ним случилось потом и где он находится в настоящий момент. — Все это Колльберг уже говорил серьезным тоном. — Мы знаем чертовски мало, Мартин, — продолжал он. — Разве мы можем быть уверены на сто процентов, что Розанна Макгроу не доехала в полном порядке до Гётеборга? Тебе не приходило в голову, что так могло быть? Что кто-то убил ее позже, тот, кто знал, откуда она приехала, и кто потом отвез труп обратно в Муталу и бросил его в озеро?