Рождение городской легенды
Шрифт:
— А что было дальше? — не дождавшись продолжения, спросил парень.
Когда я отправил нарезанную курицу в сковороду, масло недовольно зашипело, это придало Хиротаке своеобразной уверенности и спокойствия.
— Как оказалось, я был там не один. Я даже не заметил ее, хотя долго сидел — успел даже замерзнуть. Мне кажется, я уходить уже собрался, а она вдруг рассмеялась и вышла на свет. Сказала что-то… Не помню уже.
— И вы разговорились…
Хиротака вздохнул. Я понимал, что сейчас он видит именно тот вечер, именно ту площадку, именно
— Ага, так и было. Мы долго говорили. Торчали под дождем, как идиоты, и говорили о жизни. Она меня удивила очень. Своим отношением ко всему окружающему. К себе самой. И к жизни вообще… Как будто, знаешь, не дорожила ею совсем.
— Рёхей говорил, что она пыталась с собой покончить, — согласно кивнул Зэт.
— Не удивлен, если честно. На ее месте многие бы не выдержали. Но меня это все равно тогда… разозлило, что ли. Я пытался ей доказать, что она ошибается. А она упорствовала. Смеялась, дураком меня назвала, хм. Мы спорили. Яростно спорили… Я даже с места вскочил, подошел к ней, за плечи тряс, пытался доказать…
— И, — Зэт нахмурился, — в какой-то момент… толкнул?
— Ты пугающе догадлив…
— Это тоже Рёхей сказал, — покачал головой парень.
— Да. Я толкнул ее. Клянусь, не сильно. Она едва пошатнулась, но все вокруг было мокрым, она поскользнулась на бортике… и упала. Я видел ее взгляд. Знаешь, Мамо, — я вздрогнул, высыпая овощи в сковороду, и оглянулся через плечо, — она не жалела, я уверен. Она была готова… Она ждала этого.
— Да, возможно, — согласно кивнул я. — Только вот проблема в том, что это невозможно доказать, и это не является смягчающим обстоятельством…
— А после? — тихо спросил Зэт. — Ее нашли на пустыре, как я понял…
— Да. Пустырь в двух шагах от этого места.
— И что? — я не отрывался от бездумного помешивания жарящихся овощей, но молчать дальше уже не мог. — Ты так прямо взял и оттащил труп на пустырь? И закопал?
— Да не закапывал я ее! — странно возмутился мужчина. — Просто спрятал за кучей хлама. Я не знал, что делать. Хотел сначала сдаться полиции, но перепугался. Не смог.
— И просто оставил ее там…
— Да, — убито выдавил Хиротака. — Я испугался, Мамо. Был в отчаянии. Я проклинал свою дурную голову за то, что вообще высунулся из квартиры! Все надеялся, что вот-вот проснусь…
— Но дурной сон не заканчивался, поглощая все больше, — понимающе прошептал Зэт.
Мы какое-то время молчали. Я слушал шипение овощей и пытался уложить новую информацию в собственном мозгу. Я никогда не умел бороться с отчаянием. По-настоящему. Оно душило меня от раза к разу, если что-то случалось. И не находилось никаких сил побороть его в себе. Я боролся с проблемами, боролся с препятствиями… но оно оставалось, против него у меня не было никаких шансов.
Рассказ Хиротаки скальпелем вскрыл швы, которые я так старательно из последних сил накладывал на раны, надеясь сдержать отчаявшуюся душу. Теперь же она вытекала наружу, разливаясь под ногами грязной лужей, пачкающей обувь, а я пустел.
Я оглянулся на Зэта и поймал его мимолетный взгляд. Такой мягкий, но такой устало тяжелый.
«Томо повел бы себя иначе, — вдруг подумал я. Ужасно не вовремя. Но с какой-то страной смесью удовольствия и тревоги, — может быть, Сатору и не разозлился бы, если бы Томо не сбежал».
— А как твои часы к Уми попали? — спросил я.
— Я приходил к нему… Хотел сдаться с поличным. Уми все не было и не было, и я все же сбежал. Оставив часы…
— Но ты мне последние три дня упорно доказывал, что не был в кабинете Уми!
— Врал, — затравленно выпалил мужчина, горбясь и хмурясь. — Ты меня в подвале связанным держал!
— А иначе бы ты, как будто, что-то мне рассказал…
— Ну, — он пожал плечами, соглашаясь.
— И зачем? Был ты в кабинете Уми, не дождался его. Зачем ты часы-то оставил?
Хиротака посмотрел на меня, как на дурака. Так искренне поразившись моему тугодумию, что я чуть не пролил сливки мимо сковороды от стыда. Похоже, мне полагалось уже давно знать ответ на этот вопрос. Я напрягся, еще напрягся и, кажется, начал что-то припоминать.
— Утром, кажется, — задумчиво пробормотал я, — мы сошлись на том, что ты хотел мне этим на что-то намекнуть.
— Именно.
— На что? На то, что это твоих рук дело?
— Именно.
— Но, Хиротака! С чего ты взял, что я пойму!?
Мужчина вскину бровь, Зэт только тихо добродушно усмехнулся. Я осознал нелепость своей претензии, и смущенно отвернулся, делая вид, что увлечен помешиванием кипящего соуса.
— А если бы я не заметил часов?
— Все бы пошло по-другому… Но я был в тебе уверен. Как видишь, не зря. Я знал. Ты ведь умный, Мамо. И… только на тебя я могу надеяться.
— Что ж мы теперь делать-то будем?..
— Это не конец света. По крайней мере, — он хмыкнул, — не для тебя.
Я вздохнул и тут же услышал, как открывается входная дверь. Я догадался, что это Каэдэ — я просил его зайти, как сможет. Зашел он, надо заметить, очень скоро.
— О, пахнет вкусно, — довольно пропел он, вплывая на кухню. — Мамочка уже готовит ужин. Хозяюшка моя, — Каэдэ подошел ко мне со спины, обнял, положил подбородок на плечо и с любопытством заглянул в сковороду. Я с трудом сдержался, чтобы не треснуть его ложкой. — Что у нас сегодня, милая?
— Пошел вон, дорогой, это детям, — прошипел я, — ты сегодня на диете. Погрызи морковку, вон, на столе лежит.
Нанахоши сложил руки на груди и покачал головой, глядя на это безобразие. Он важно прошелся по комнате и уселся на любимое место во главе стола — поближе к плите. По очереди посмотрев на сидящих по бокам от него, друг напротив друга, Хиротаку и Зэта, он аж со стула чуть не свалился, когда мозг осознал увиденное.
— Обалдеть! — воскликнул он. — Какие люди… Что, надоело тухнуть в собственной норе, решил скрасить одиночество приятной компанией и вкусным ужином в одном лице?