Рождение Клеста
Шрифт:
Остался сущий пустяк: убедить министра, что рассказ про телегу, груженную золотыми монетами, — это правда. Кто мог бы поручиться за слова бродячей девчонки? Солнышко вспомнила, что в столице жил её родной дядя, брат отца, но где — не знала. И где работает — тоже не знала. И даже не была уверена, что он её узнает: давно не виделись.
Тот следователь, с которым я мило беседовал, оказался загруженным двумя задачами: допросом то ли дезертира, то ли шпиона и поиском пропавшего воина, который золото до столицы довёз. Пока меня лихо лупцевали в пыточной, он разыскал дядю Солнышки и также установил,
Вы думаете, что следователь догадался, что шпион и герой — один человек? — да как бы не так! Ему в башку втемяшился вывод, что эти двое очень хорошо знали друг дружку, и поэтому он решил устроить очную ставку: вдруг Солнышко его тоже знает? Если узнает, то ему можно задавать новый вопрос: куда сбежал герой и почему бросил свои пожитки?
Дядя Солнышки оказался служащим, работавшим по части налогов. Он сразу же признал племянницу и ни капли не усомнился в её словах, а потом пригласил нас пожить в его просторном доме.
Вот так и завершилось моё приключение по спасению золотого запаса Гренплеса, при котором на нас покушались и свои, и чужие. Вернее, не совсем так, а праздничным обедом у дяди.
Он, несомненно, походил на своего брата: такой же сухопарый, только вислоухостью страдал гораздо меньше. Губы поджаты, словно боится слова лишнего сказать: наверное, должность такая… За столом держался чинно, словно заправский аристократ, которому под мышки вставили тяжеленные книги, а к спине привязали железную планку. Глядя, как он подоткнул за шею белоснежную салфетку и принялся ножичком с вилкой разделывать котлету, я невольно затосковал, вспоминая, как строгал ножом полусырое мясо, обжаренное на костре, держа его голой рукой и хватая зубами надрезанные куски.
Малёк, если так можно выразиться, тоже сидел перед своей тарелкой не в своей тарелке. Мда, непутёвого отпрыска богатой семьи жизнь тоже изрядно потрепала: он ковырялся вилкой явно неуклюже… И только Солнышко весело застучала столовыми приборами.
— Ну-с, молодые люди, — провозгласил Дядя, — давайте выпьем за столь успешное завершение вашего дела.
Нестарая ещё служанка налила в наши бокалы вина из запотевшего глиняного кувшина. Что ж, раз такое дело, то почему бы нам и не вмазать? Жаль, что золото из деревни вывозили уже без меня, и опись из потайного места в телеге изъяли тоже без меня, не дав насладиться вкусом победы и поглядеть на рожи сельчан, к которым нагрянул целый эскадрон стражей безопасности: меня продержали взаперти до тех пор, пока золотишко до монетки не оприходовали. Чтобы я не скучал, ко мне в темницу втолкнули ещё и Малька — как в старые, добрые времена.
Вино пахло так приятно, что я, не выпивший после освобождения ещё ни капли спиртного, замахнул бокал залпом сразу же после того, как мы прочокались. Малёк сделал тоже самое. Поставив на стол пустую посуду, я со смущением увидел, что хозяин, как и наша подруга, лишь слегка пригубил напиток.
«Это вино вот так, что ли, пить полагается?»-
Мы с Мальком налегли на запечённое мясо, нарезанное ломтиками и обложенное листочками свежей зелени.
Служанка набулькала нам ещё; Дядя в это время поправил свою салфетку, как будто галстук — я, спохватившись, схватил свою и запихал её конец под воротник.
— Я бы хотел поговорить с вами про ваши будущие планы, — сказал Дядя, прожевав.
— Какие у нас планы? — удивился я. — Мы — люди служивые: нам уже завтра велено явиться в столичный полк. Куда пошлют — туда и ладно.
— Я не об этом хочу вас спросить! — строго сказал Дядя, подняв и покачав вилку, словно полководец — свой жезл. — Война — дело временное. Я вас спрашиваю: чем вы после войны собираетесь заниматься?
— Я останусь в армии, — ответил я, пожав плечами. — Уже давно для себя решил.
Малёк почему-то молчал, смущённый, уставившись на своё блюдо.
— А вы, молодой человек? — хозяин уже откровенно начал напирать на моего друга.
— Я?.. тоже служить буду… может, домой вернусь. Дело у нас там, семейное…
— Ну, выпьем тогда за наше будущее, — предложил Дядя, поднимая свой бокал.
Дзинь-дзинь-дзинь… Я впросак попадать не хотел, но, чёрт возьми, винцо было такое душевное, что полбокала всё же осушил.
— Я вас почему спрашиваю, — продолжил он, поставив так и не опустевший бокал на стол. — Я пока что не слепой и вижу, что у вас… хм, скажем так: сложились определённые чувства с моей племянницей. Пока судьба моего брата не прояснится, я обязан быть ей вместо отца. И поэтому мой долг спросить вас: насколько ваши чувства серьёзны? Намерены ли вы жениться?
— Дядя! — воскликнула вспыхнувшая Солнышко.
Он накрыл своей ладонью её руку и прижал к столу:
— Помолчи! Пусть сначала твой друг ответит.
— Я… хочу просить руки вашей племянницы… — выдавил, наконец, Малёк. (У меня внутри что-то подпрыгнуло, а потом ухнуло вниз.) — Но только у меня сейчас ничего нет, ни гроша за душой. Я не смогу обеспечить ей достойную жизнь. А я хочу, чтобы она не жила в нищете.
— Очень интересные слова от человека, который привёз в столицу целую телегу золота, — послышался саркастический ответ, и Дядя неторопливо, с достоинством промокнул свои губы салфеткой.
— Это же не моё золото, а казённое, — возразил Малёк.
— Не скажите… В нашей стране давно введена система денежного вознаграждения за деяния в пользу державы. В вашем случае речь может идти о сумме, примерно равной одному из ваших горшков с золотом, — отвечал хозяин. — Если не больше.
Мы все аж рты пораскрывали — все трое.
— Конечно, эти деньги вам завтра не выдадут. Будет бумажное согласование по разным инстанциям, долгое. Но я не чужой вам человек и не последний в этом городе: чем смогу — помогу в положительном решении данного вопроса. По крайней мере, у моей племянницы будет хоть скромное, но всё же не нищенское приданое.