Рождение машин. Неизвестная история кибернетики
Шрифт:
Некоторые ученые в аудитории осторожно приняли сторону Эшби. Грегори Бейтсон, психиатр из Чикагского университета, спросил, может ли машина развить неадаптивное поведение. «Может ли она стать нервозной?» «У меня не получилось вывести систему из равновесия настолько, чтобы вызвать у нее невроз», – ответил Эшби [99] .
«Насколько же точно определен ваш мозг?» – спросил Джером Визнер, великолепный инженер-электрик. Конечно, Визнер имел в виду механический мозг Эшби, а не его биологический мозг, однако вопрос прозвучал двусмысленно. Эшби ответил: «Мозг – врожденный или механический – определен настолько, насколько он заполнен шестеренками» [100] .
99
Там
100
Там же.
Затем доктор перешел к идее взаимодействия организма и окружающей среды. Препятствиями для адаптации он видел задержки отклика и латентность организма. Если создание получает вознаграждение или наказание, скажем, через пять минут после того, как оно что-то сделало, «это, очевидно, чрезвычайно затрудняет приспосабливаемость организма к жизни». Эшби добавил, что «в данный момент такой задержки не происходит. Организм почти сразу же реагирует на сигнал от окружающей среды».
Бигелоу не мог уловить сути теории английского доктора. «Доктор Эшби, это действующая модель?» – нетерпеливо перебил он англичанина. «Да, – ответил Эшби, – я описываю гомеостат».
Ответ Эшби лишь запутал Бигелоу еще больше. По его мнению, прибор должен быть либо организмом, либо окружающей средой. Он не мог быть одновременно и тем и другим. «Так что же это за объект такой – гомеостат?» – воскликнул Бигелоу.
Люди-операторы должны быть исключены из систем противовоздушной обороны, поскольку новые виды вооружения слишком скоростные и неподвластны восприятию человека.
«Гомеостат – это и организм, и окружающая среда». У Эшби было сложившееся понимание проблемы, в котором он был твердо уверен, но оно не соответствовало ранней кибернетической теории, которая настаивала на четком разделении. Несмотря на скепсис ученых, факт оставался фактом – гомеостат совмещал в себе две сущности, он был одновременно системой и окружающей средой, его электромагниты были одновременно и источником возмущения, и средством его преодоления.
Рассуждая как психиатр, Эшби был убежден в том, что для устойчивой психической адаптации мозгу нужно взаимодействовать с реальным миром, то есть окружающей средой. В его машине любой из четырех модулей мог играть роль среды, к которой остальные должны были приспосабливаться. У его механического мозга была встроенная окружающая среда, так же как и у некоторых из его пациентов.
Другой тезис Эшби, с которым никак не мог согласиться Бигелоу, заключался в признании черного ящика живой и обучающейся машиной. Бигелоу настаивал, что процесс адаптации машины случаен, а Эшби стоял на том, что его машина обучается, поскольку она, очевидно, изменяет свое поведение в ответ на внешнее воздействие. Эшби спросил бывшего помощника Винера: «Согласитесь ли вы, что после того, как животное что-то узнало, оно ведет себя иначе?»
Бигелоу согласился.
«Что ж, вот и гомеостат ведет себя по-другому!» Бигелоу еще довольно долго вел перекрестный допрос, но разногласия между двумя кибернетиками только углубились, оба они остались при своем мнении.
Тем временем Грегори Бейтсон внимательно слушал. Он был заинтригован этой горячей дискуссией с обсуждением живых организмов и окружающей среды. Социолог и антрополог объединились в нем, и он начал думать о биологической среде как о «среде, которая состоит в основном из организмов», таких как леса, животные и племена. Бейтсон пришел к выводу, что природа также не делает различий между организмом и окружающей средой. Выживание никогда не было вопросом отдельного организма или механизма, оно в равной степени было вопросом окружающей среды. Мысли Бейтсона пустились в галоп. Беседа с Эшби оказалась поворотным моментом в его жизни. На протяжении следующих двух десятилетий антрополог будет исследовать благотворную силу кибернетики и духовно переосмысливать ее идеи.
Гомеостат имел еще одну особенность, которая казалась слишком человеческой: в нем проявлялось стремление к цели [101] . Цель гомеостата, казалось бы, заключалась в том, чтобы находиться в покое, и назначить ему другую цель было невозможно. Один влиятельный инженер-робототехник и пионер кибернетики, Грей Уолтер, сравнил гомеостат с собакой у камина. Подобно собаке, удобно лежащей на подушечке перед огнем, гомеостат «только шевелится, когда его тревожат, а затем снова находит удобное положение и опять засыпает» [102] . В шутку он называл это машиной сопора [103] , «спящей машиной». Идеи Эшби оказались непонятны для большинства кибернетиков начала 1950-х
101
Stefano Franchi, «Life, Death, and Resurrection of the Homeostat», The Search for a Theory of Cognition, ed. Stefano Franchi and Francesco Bianchini (Amsterdam: Rodopi, 2011), 3.
102
William Grey Walter, The Living Brain (London: Duckworth, 1953), 123.
103
Сопор – глубокое угнетение сознания с утратой произвольной и сохранностью рефлекторной деятельности. – Прим. перев.
Норберт Винер, что примечательно, был исключением. Его не было на конференции, но он много слышал об английской машине и о жаркой дискуссии, которая разгорелась после ее презентации. В том же году вышла книга Эшби «Конструкция мозга», и Винер немедленно прочитал ее. Он был впечатлен. Впечатлен настолько, что обновил текст одной из своих самых продаваемых книг – «Человеческое использование человеческих существ». Эшби изобрел не просто экспериментальную машину, он изобрел обучающуюся машину. Но что еще более существенно, Эшби в своем выступлении и в последующих статьях сделал своеобразное философское заявление, по мнению Винера, «чрезвычайно вдохновляющее» [104] : «Я полагаю, что блестящая идея Эшби о нецелеустремленном, выбранном наугад механизме, добивающемся своих целей через процесс научения, не только является одним из крупных философских достижений современности, но также ведет к весьма полезным техническим выводам в решении задачи автоматизации».
104
Винер Н. Человек управляющий. СПб.: Питер, 2001.
У Эшби был другой, нематематический, подход к кибернетике. Но в 1950-е годы у новой дисциплины была репутация науки, требующей передовых математических знаний, а также знаний в области электротехники. Восемь лет спустя акценты сместились, настало время для нового подхода с новым видением. «Кибернетика – это теория машин», – написал Эшби в своем самом продаваемом учебном пособии «Введение в кибернетику», опубликованном в 1956 году [105] . Концепция звучала не ново. Инженеры и механики веками строили сложные машины, и теоретические исследования машин и управления проводились уже несколько лет.
105
По количеству цитирований «Введение в кибернетику» Эшби уступает только работам Винера.
Кибернетика была наукой не о механике, а о поведении. Она была связана не с рычагами и зубьями, вращающимися мостами и потенциометрами. Вопрос, который она задавала, звучал не «Что это за вещь?», а «Что она делает?». Эта наука была «по существу функциональной и поведенческой» [106] . Кибернетический взгляд на машины отражал модернистский дух времени. В архитектуре функционалисты создали бетонные здания Ле Корбюзье и меблировали их хромированными кожаными креслами. В психологии бихевиористы занимались измерениями и экспериментами с механикой ума. Примером такого эксперимента может послужить новаторское исследование Ивана Павлова об условных рефлексах.
106
Эшби У. Р. Введение в кибернетику. М.: Иностранная литература, 1959.
Эшби считал неверным ключевое понятие кибернетики – «думающие механические устройства». Критическим показателем того, может ли машина считаться мозгом, является не способность машины мыслить. «Мозг – это не мыслящая машина, мозг – это действующая машина, – писал Эшби еще в декабре 1948 года. – Он получает информацию, а затем на ее основе что-то делает» [107] . Это был инженерный взгляд на мозг, который рассматривал его как устройство, преобразующее входящую информацию.
107
Эшби У. Р. Конструкция мозга. Происхождение адаптивного поведения. М.: Иностранная литература, 1962.