Рождение новой России
Шрифт:
Поговаривали о том, что надо императрицу выдать замуж, выступали против Орловых, которым она так многим была обязана. Бывшие участники переворота: Хитрово, Ласунский, Рославлев — слишком откровенно подчеркивали ее зависимость от них, за что поплатились отставкой и ссылкой в свои имения. Даже среди своего ближайшего окружения Екатерина встретила людей, стремившихся подчинить ее своему влиянию и провести в жизнь свои идеи. В их ряду первым стоит Никита Иванович Панин, воспитатель цесаревича Павла, склонный передать престол своему воспитаннику, оставив матери лишь регентство, сторонник учреждения в России аристократических форм правления, аналогичных шведской монархии, инициатор учреждения постоянного Совета при императрице, в какой-то мере долженствующего продолжить
Среди таких «отдаляемых» Екатериной II от себя участников июньских событий 1762 г. была и племянница Никиты Панина, девятнадцатилетняя Екатерина Романовна Дашкова, урожденная Воронцова, родная сестра фаворитки Петра III Елизаветы Воронцовой. Пожалованная за «отменные заслуги к Отечеству» 24 тыс. рублей и орденом Святой Екатерины, Дашкова, считавшая себя чуть ли не душой «революции», возведшей Екатерину на престол, понимала, что та, перестав в ней нуждаться, стремится отделаться от умной, тщеславной и энергичной своей соперницы по влиянию на умы. Екатерина не хотела делить с кем-либо власть и славу.
Так начался «просвещенный абсолютизм» Екатерины II. Не вдаваясь в его анализ, что не входит в задачу нашего курса, хотелось бы лишь привести замечательно меткую характеристику, данную А. С. Пушкиным и самой Екатерине II, и русскому самодержавию той поры: «…со временем история оценит влияние ее деспотизма на нравы, откроет жестокую деятельность… под личной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия — и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России» [54] .
54
Пушкин А. С. Заметки по русской истории XVIII века. Соч. В 16. т. Т. 11. М.; Л. 1949. С. 15–16.
Раздел III
Крестьянский вопрос в общественно-политической мысли 1725–1773 гг. как отражение классовой борьбы
Лекция 14
Крестьянский вопрос в науке, публицистике и литературе
Классовая борьба, то усиливаясь, то ослабевая, но только для того, чтобы вновь усилиться, непрерывно потрясала Российскую империю XVIII столетия.
Медленно, очень медленно, с трудом преодолевая закостеневшие представления об общественном устройстве, крестьянский вопрос пробивал себе дорогу в общественно-политическую мысль феодальной России, нашедшую отражение в памятниках литературы.
Однако если в них шла речь о смердах и закупах, сиротах и крестьянах, то они фигурировали лишь в качестве бессловесных статистов, выступая в роли той аморфной массы, существование которой само собой подразумевалось, было чем-то абсолютно необходимым, но если и достойным внимания князей и бояр и окружавших их «книжных» людей, то только для того, чтобы подчеркнуть им свое презрение.
Такое отношение к крестьянству нашло яркое выражение в знаменитом ответе Олега Святославича («Олега Гореславича» «Слова о полку Игореве») Владимиру Мономаху — «несть мене лепо судити… смердом», и в той характеристике, которую дали бояре старых городов Суздальской земли Ростова и Суздаля жителям Владимира, назвав их своими смердами и холопами.
В такой обстановке «смердолюбие», даже в том его значении, которое связывают с политической и законодательной деятельностью Владимира Мономаха, заботившегося о том, чтобы обезопасить смерда от стрел и арканов половцев, выглядело исключением. Лишь в XVI в.
Гораздо дальше Ермолая-Еразма пошли не оставившие своих сочинений его современники Матвей Башкин, отрицавший холопство и отпустивший своих холопов на волю, и Феодосий Косой, сам в прошлом холоп, проповедовавший полное равенство всех людей. Но это были «еретики», выступавшие против самих основ феодального общественного строя и поэтому подвергнувшиеся преследованиям. Что же касается громадного большинства русских бояр и дворян, то философские вопросы были им чужды, «общественные язвы» неведомы, а те немногие, которые задумывались над вопросами социальной жизни страны, мыслили по «Домострою», в лучшем случае призывавшему не разорять своих крестьян, или являлись единомышленниками Зиновия Отенского, страшно боявшегося «злобы рабия», поскольку «от нея же земля трясется, внегда рабу воцаритися».
Интерес к крестьянскому вопросу вновь пробудился лишь в петровские времена. В «Книге о скудости и богатстве» Иван Тихонович Посошков, ремесленник, выходец из оброчных дворцовых крестьян подмосковного села Покровского, констатировал крайнюю «скудость» крестьянства и ставил вопрос о ее причинах. Ответ на вопрос он искал в «помещичьем насилии» над крестьянами, в «небрежении их» помещиками, в «бременах неудобноносимых», накладываемых помещиками на своих крестьян, не дающих им возможности в страдную пору работать на себя «единого дня» в неделю. Этим Посошков объяснял массовое бегство крестьян в «понизовые места… украенные… и в зарубежные».
Такое отношение помещиков к своим крестьянам, уподобляющихся человеку, подрубающему сук, на котором он сидит, по мнению Посошкова, обусловлено тем, что помещики владеют крестьянами временно. Подлинным владельцем крестьян является государь. «Царю они всегда вековые, и крестьянское богатство — богатство царственное, а нищета крестьянская — оскудение царственное». И чтобы неразумные и алчные помещики не разорили бы крестьян окончательно, чем был бы нанесен непоправимый ущерб государству, царь должен «помещикам учинить распоряжение указное, по чему им с крестьян оброку и иного чего имать и по колику дней в неделе на помещика своего работать и иного какого изделия делать, чтобы им сносно было государству подать и помещику заплатить и себя прокормить без нужды». Если же помещик станет брать лишнее, то у него следует отобрать землю и крестьян, которые обязаны доносить государю о злоупотреблениях своих господ. Целям борьбы с притеснениями со стороны помещиков и чиновников должно служить обучение крестьянских детей грамоте. Весьма важным является проект Посошкова об отделении крестьянской земли от помещичьей и уплате самими крестьянами государственных налогов.
Некоторые взгляды Посошкова были широко распространены среди крестьянства. Крестьяне считали себя государственными, а, следовательно, поскольку крестьянству присущ наивный монархизм, — государевыми, а отнюдь не помещичьими людьми, во владении которых они пребывают лишь временно. В этом отношении Посошков сформулировал лишь то, что владело умами крестьян не только в XVIII в., но, видимо, и ранее, и позднее, хотя в сохранившихся и дошедших до нас источниках идея принадлежности крестьян государству, и только ему, выступает отчетливо лишь в XVIII в.