Рождение Патрика
Шрифт:
— Да, господин Олле, — прохрипел усатый.
— Значит, так: никакой отсебятины, работаете по утверждённым сценариям, всё идет ко мне на цензуру, вам ясно? — продолжал Олле.
— Ясно, господин Олле, — пропищала Вероника.
— Патрик будет вам помогать, составлять графики интервью, чтобы вы не мешались под ногами. Патрик, тебе ясно?
«Нет, такой хоккей мне не нужен. Это моя поляна, и все ягоды на ней тоже мои. Не отдам! Однако спорить с ним сейчас бесполезно, он не отступит. А давайте-ка мы его еще позлим немного», —
— Понятно, господин Олле, — с совершенно наглой усмешкой ответил я.
Олле завис в прямом смысле слова. «Как бы его кондратий не хватил» — испугался я. — «Мне кажется, или в этом мире люди реагируют на всё иначе, уж слишком сильны их эмоции. Может, это из-за пробужденных источников? Вот и журналисты уставились на меня, как бараны на новые ворота.»
— Патрик, я сказал что-то смешное? — вкрадчиво спросил Олле.
«Градус кипения достиг предела», — считывая его ауру, определил я. — «Теперь нужно удивить».
— Ни в коем случае, просто вы наступаете на те же грабли, что и господа журналисты, — пожал плечами я.
— Что такое "те же грабли"? — спросил, сбитый с толку Олле.
«Упс, это же другой мир, тут и поговорки, наверное, другие», — подумал я.
— Это поговорка, то ли польская, то ли русская. Она означает, что если на лежащие грабли наступить ногой, то древко ударит вас по лбу. Поэтому выражение "наступить на те же грабли" означает совершить похожую ошибку.
— Да не совершали мы никакой ошибки, — возмутилась Вероника.
«Ай молодца, я боялся, что Олле сейчас просто заткнёт меня, а ты умничка отвлекла его внимание», — подумал я. — «Ведь когда человек в таком состоянии гнева, в котором сейчас пребывал Олле, то это сродни трансу, и любой посторонний раздражитель сбивает его с фокуса. Эмоции ещё остались, а вот ориентир, куда их направить, он потерял. А в таком состоянии очень сложно заново сфокусироваться. Этим отвлечённым маневром Вероника дала мне то самое необходимое время для моей атаки».
— Да? — я сделал удивлённое лицо. — Тогда позвольте мне спросить, какую целевую аудиторию вы выбрали для этого фильма?
— Конечно, родители, но какое это имеет значение?
— Вот, — я поднял указательный палец. — Это и есть ваша самая главная ошибка. Рассмотрим условную маму Людвига, которая считает, что её сыночек самый-самый, и после просмотра вашего фильма она решает отправить его на конкурс приёма в школу. Теперь скажите мне, кого будет винить мама Людвига, если тот не пройдёт отбор? Она точно не будет винить Людвига, ведь он для неё самый-самый, без пяти минут гений. Она будет винить: блатных, тех, кто занёс, тупых учителей, не разглядевших талант её сына, всех кого угодно, но только не Людвига. А теперь подумайте, если в нашем классе только 25 детей, то сколько таких мам Людвига сейчас по всей Империи, тех, кто не прошёл отбор? Сотни, если не тысячи. Именно так и нашлась одна озлобленная мамаша, а другие, увидев её пост, подхватили.
В кабинете повисла тишина, каждый обдумывал мои слова. Вроде я сумел донести до них свою мысль. Даже раздражённый фон
— И что ты предлагаешь? — наконец спросил он.
«Есть, я вызвал интерес!»
— Всё очень просто, — пожал плечами я. — Целевая аудитория должна быть дети, а не взрослые.
— Поясни? — потребовал Олли.
«Блин, я что должен разжёвывать очевидное, и это учитель со стажем. Ладно, спишем это на его состояние, он в принципе сейчас не может адекватно думать.»
— Возьмём того же Людвига, — показательно вздохнул я. — Вот представим, он приходит к маме и говорит, что хочет научиться играть на гитаре. Мама записывает его в музыкальную школу, но спустя три месяца Людвиг говорит, что ему это надоело. Кого будет винить мама? Конечно Людвига. Она скажет ему: "Сынок, видишь, я была права, тебе лучше стать физиком, чем музыкантом". Так и тут, если инциатива будет исходить от детей, а не от родителей, то и реакция на провал будет снисходительной. Взрослые любят выдавать свои хотелки за желания детей, и зачастую неудачи болезненно воспринимают на свой счёт. А вот желания своих детей они воспринимают как глупые желания детей. Нам нужно, чтобы дети хотели сюда попасть, а не чтобы родители хотели этого. Как-то так. Извините, если получилось сумбурно.
— Может у тебя есть план? — ядовито спросила Вероника.
«Вот тут главное не дать маху. Если я поставлю себя умнее взрослых, хрен мне что дадут. Они же никогда не признают, что юнец шарит лучше их.»
— Откуда, госпожа Вероника? — развёл я руками. — Вы же профессиональный журналист, а не я. Но я могу исправить конкретный эпизод.
— Как? — вскинулся Олле.
— Дело в том, господин Олле, что в школе есть два перспективных музыканта, и мы уже записали один трек. Но самое главное — не это, а то, что одна из них одарённая, а вторая — нет. Мы можем использовать эту работу как пример дружбы между сословиями, что несомненно поднимет рейтинг школы и опровергнет клевету.
— И где можно послушать это произведение? — полюбопытствовал Олле.
— Ой, но мы это для себя записали. Вот если бы нам студию дали…
— В школе нет на это бюджета — отрезал он.
— Госпожа Вероника? — невинно спросил я.
Репортёрша переглянулась с усатым господином, и я понял, деваться им некуда.
— Это всё? — наконец выдавил усатый.
«Ага, щас. Доить, так доить до конца.»
— К сожалению, нет. Мне понадобится электроскрипка и электрогитара до конца этого года, а также костюмы.
— Костюмы?
— Конечно. Мы же собираемся снять клип. Мне вообще многое понадобится, но я не хочу вас нагружать сейчас. Конечно, мы всегда можем перейти на ваш сценарий, но я просто хочу помочь исправить несправедливость.
— Так, Патрик, хватит! — оборвал меня Олле. — На эту неделю газета выделит тебе бюджет, а вот дальше будем работать по результату.
— Как скажете, господин Олле. Я рад буду помочь ВАМ (я выделил слово ВАМ), но дальше работать бесплатно не намерен — поправился я.