Рождение волшебницы
Шрифт:
Это жестокое молчание нельзя было объяснить никакой известной Золотинке причиной.
Связь с пигаликами оборвалась. Теперь остался только Ламбас Матчин в доме лекаря Сисея на Колдомке.
Не имея больше сил ждать, томиться и ждать, она решилась искать его в ту же ночь.
Наверху, в средоточии власти, где отмеряли назначенные народу испытания, сочли, что одной беды будет достаточно: едулопов больше не выпускали по ночам. Город и посад гудели допоздна. По пригородным пустошам горели костры, где собирались таборами и погорельцы, и разбойники, и миродеры.
Кто-то из этих опаленных багрянцем, искаженных тенями людей неделю назад и подстрелил Золотинку. Теперь стражники лишь окинули босоного мальчишку и его собаку взглядом… не остановили. А выше над воротами, на торчавшем из каменной кладки бревне висело нечто неправдоподобно узкое и вытянутое… похожее на худой сверток маленькое тело. Всполохи костра лизали поникшие ступни. Повешенный был маленьким человечком, вроде пигалика. Скорее всего, это и был пигалик.
Золотинка с Жучкой пробирались путаными теснинами, а месяц выбежал на простор: открылась долина, вся в нагромождении холмов и глыб. Багряные отблески костров, разложенных между каменными осыпями, черными обрушенными стенами и трубами, обнажали уродство развалин.
Вынужденная плутать в поисках прохода, Золотинка окончательно потерялась. Под босыми ногами ее громыхали камни, на мягких, усеянных непрогоревшей дрянью пепелищах вздымались удушливые тучи. И всюду оживали неведомо где таившиеся жильцы. Они не стеснялись советами и угрозами, которые мало чем отличались друг от друга. Золотинка ежечасно спотыкалась и зашибла колено, оступившись в каком-то хламе.
– Осторожней, приятель! – отозвались внизу – там, куда покатился по осыпи щебень.
Слабый, в несколько щепок костер освещал семейный стан: мужчину, женщину и детей возле домашнего очага с кое-какой случайной утварью. Отец семейства словно бы невзначай положил руку на угловатый брус с железным навесом или крюком на обломанном конце. В естественной настороженности этих людей не было, однако, той слепой озлобленности, которая нападает из страха.
– Куда идти? Не знаю, куда здесь идти, – неопределенно сказала Золотинка. Никто не ответил, но она поняла, что можно спуститься.
Мужчина с темными от трехдневной щетины щеками беззастенчиво разглядывал грязного и оборванного мальчишку. Жена упредила мужа:
– А где ваш дом?
– Я из Колобжега, – уклончиво отвечала Золотинка. На лбу и на щеках ее различались мутные пятна сажи. Такие же, впрочем, как на лице молчаливой девочки рядом с женщиной: черные пятна окружали припухлый заячий ротик, словно девочка не только полакомилась углями, но и объелась ими.
– Дядя тут, на Колдомке, – мямлила Золотинка, – у лекаря, в доме лекаря.
– Ну, Колдомка выгорела вся! В обе стороны, – возразил мужчина, словно решая тем самым некий подспудный вопрос. – Хоть шаром покати!
Жена, должно быть, почувствовала перемену в настроении мужа и быстро сказала:
– Ты ел?
– Е-ел, – запнулся незваный гость.
Некто неболыиенького роста, завернутый в рогожу, зашевелился, когда заговорили
– Что ты ел? – недоверчиво спросила женщина. Она приласкала приблудного мальчика особенным долгим взглядом, словно и прошлое, и будущее его проницала, – взгляд ее становился печален, изможденное тенями лицо казалось старым.
– Сало ел, – призналась Золотинка.
– Ну, сказки, – добродушно сказал мужчина, ухмыляясь. – Садись, малыш. Садись вот сюда, – он показал на тряпье рядом с девочкой.
А та робко спросила:
– Можно собачку погладить?
Жучка перевернулась на спину кверху лапами в исполненное бескрайнего доверия положение и поскуливала нежно и тоненько, словно выговаривая истомившие ее чувства. Золотинка, а затем и девочка щекотали голенькое брюшко. (И, сверх того, Жучке бросили потом кости!)
И конечно, под это умилительное согласие без запинки прошел коротенький, но складный рассказ, как Золотинка – мальчишка восьми лет – осиротел два месяца назад, и знакомый купец из Колобжега сжалился отвезти его в столицу к дяде. Вот. А теперь хоть плачь. И Жучка в Толпене была ничейная, и она так… хвостиком виляла, просилась – вот и не прогнал.
Отец слушал внимательно, уставив взор в землю, изредка только позволял он себе недолгий взгляд на мальчишку, а спросил одно:
– Так куда ты теперь?
– Мужики наши говорили, что государыня Золотинка. Вот бы ее сыскать, – отвечал пацаненок.
– Ну, государыня не прячется, – усмехнулся мужчина.
– Она ведь из Колобжега, – оживился сирота, как бы обрадованный поддержкой.
Простодушный замысел искать поддержки и помощи у великой государыни мог зародиться только в бедовой мальчишеской голове. Отец и мать многозначительно переглянулись, но соображений своих не высказали.
– Ну вот что, – решил глава семьи, – ночуй, коли хочешь, с нами. А утром уж, извини, покажем тебе дорогу.
Золотинка послушно кивнула – как ребенок, который не умеет сказать спасибо там, где это нужнее всего.
Когда она проснулась, было уже светло. Ночью шел дождь, все стало мокро, грязно и уныло.
– Где государыни дом? – спросила Золотинка, как только поймала на себе неулыбчивый взгляд женщины.
– Марушка проводит тебя к дому Чапли. Это городской дворец великой государыни, – отвечала женщина как о деле решенном. – Люди говорят, княгиня Золотинка сейчас в столице. Может, тебе и повезет сердце-то государыни тронуть. Сердце-то у нее есть… – Женщина кашлянула и натянула на плечи рогожу, от холода она подрагивала, но прочая мягкая рухлядь, что имелась в «доме», лежала грудой на крепко спящем, розовом от жары малыше.
Отец, надо думать, ушел на промысел. А есть было нечего. Поэтому Золотинка перетянула рубаху веревкой, кликнула Жучку, и они с девочкой, тоже голодной, полезли на каменную осыпь под одиноко стоящей, с дырами окон стеной.
– На, ешь, – сказала Марушка, когда они пробежали достаточно, чтобы согреться. В потной ладошке ее скомкался влажный ломоть хлеба.
– Нет! – живо откликнулась Золотинка. – Ешь сама. Меня там накормят.
– Где накормят?
– Во дворце у княгини.
– А-а! – сразу поверила девочка.