Рождение

Мария Птица-Кошка

— Неужели же он сам это смог сделать? Это и есть этот… Рантер? Я его не знал… — неуверенно осведомился наконец Тиннарис.

— Да. Он, — чуть слышное подтверждение далось Ланакэну нелегко. По залитому кровью из опустевших глазниц лицу узнать вечно раздражённого Силкорна непросто. Григстанам такие травмы только мешали бы в допросе, а потому их бы они делать не стали. Однако и представить себе то, чтобы человек сам решился на подобное, сложно.

— И? Что теперь? Он выдал? Как думаешь? — прозвучал за спиной несколько подрагивающий голос Шоу.

— Колотые раны есть? — собирая размышления в нечто связное, постарался логически вывести человеческий дворянин. Крушитель внимательно осмотрел с ним вместе изуродованного побоями мертвеца, но оба сошлись в том, что никто не прерывал пытки. Следов

удушения также нет.

— Думаю, никто не стал бы тратить столько сил, если бы он сказал. Добили бы и пошли дальше, — озвучил свои выводы наследник Аюту. Собеседник с уважением глянул на него и кивнул. Явно, столько лет разбойничавшему в Шукрских болотах понравилось то, как связно в столь неприятной обстановке способен рассуждать Создатель Убежища, не поддаваясь давлению внешних факторов.

— Остальные, естественно, выдать не смогут. Мы… Продолжим погоню? — Тин едва скрывает беспокойство. Подвергать опасности куда большее количество людей, направляя спасать тех, кто не может выдать всего Убежища… Не особенно рационально. Но… Как бы цинично Гаур обычно не относился к потерям в сражениях, а бросать на произвол судьбы истерзанных пленных стало и для него непросто.

— Нет. Это мои люди. Я сделаю всё возможное, чтобы их выручить. Пусть даже мне придётся в конце пути лишь добить их, облегчая уход из нашего мира, — жёстко прозвучавший тон подтвердил убеждённость в правильности решения. Собеседник удовлетворённо кивнул.

Чуть в стороне Тални нерешительно озвучил результаты своей дотошности (дабы не травмировать его итак нынче расшатанной психики возможными находками, герцог старательно оттеснил парня за спины остальным, приберегая его лесные таланты на крайний непредвиденный случай):

— Здесь… Их наказали… Двоих… Третьего почему-то пока не тронули.

— Фермерских, скорее всего. Они же беглые… Как именно? — бросился туда предводитель Сопротивления. Находка вызвала новые вопросы, на которые ответов не нашлось. С одной стороны — григстаны явно решили избежать традиционных методов, ибо пленные должны оставаться в состоянии перемещаться. Но… Удивило то, что одному из них отрубили кисть руки, а второму лишь фалангу мизинца, обходясь с ним таким образом, словно бы это их слуга. Такое обращение подтвердило подозрения Создателя Убежища, однако… В чём же ещё, кроме побега, провинился по мнению палачей один из невольников? Главарь Шукрской банды вовсе не имел намерения застревать на обнаруженном:

— Здесь кровью листва забрызгана… Высекли. Скорее всего, кнут для нгутов.

— Нам надо торопиться. Пока есть шанс отбить их, — стиснув кулаки, как можно более отчуждённо подогнал Ланакэн и первым пошагал дальше. Однако вскоре Тиннарис внезапно свернул в сторону от тропы и раздражённо сообщил:

— А мальчишка боевой! Пробовал бежать! Его опять высекли!

— Думаю, не только высекли, — одними губами отметил бывший земледелец из Тову и чуть громче уточнил: — Он не бежать думал, а покончить с собой. Фермерские плавать не умеют. А там обрыв и камни… Слышно отсюда хорошо. Туда и кинулся.

Беловолосый Крушитель прислушался и кивнул. Вода шумно бурлит, преодолевая пороги.

— А почему третьего не трогают? — неловко озвучил своё любопытство, показавшееся неуместным, Раст.

— Скорее всего, он в некотором оцепенении от увиденного. Не привлекает излишнего внимания. И клейма нет, — задумчиво предположил герцог. И они снова шли, не сводя взора с чащи, постепенно раскрывающей им тайну страшного похода преследуемых. Солнце уже клонится к ветвям, окрашивая пространство в бронзу. Дневные звуки постепенно начинают стихать. Редкие облака зарумянились от волнения перед открывающимся им сверху видом на людские страсти, кроны растворились в тенях, превратившись в сгустки сумрака. Пробуждаются ночные насекомые, покрывшие некоторые кусты гирляндами огоньков. Вторя им, в вышине отзываются звёзды, разукрашивающие весь полог небосвода яркими огнями. Но цель похода не позволяет расслабиться, любуясь зрелищем, и остановиться. А вскоре мирные шёпоты ночи прорезал внезапный истошный крик. Оказывается, осталось недалеко. Приходится бороться с желанием сорваться в бег, стремясь приблизиться к отчаянно страдающему существу. Но надо остаться невидимыми

и неслышными. Теперь почти совсем не общаются, остерегаясь привлечь неуместное внимание. И вот… Сквозь ветви деревьев заблестел свет. Долетают отзвуки речи, чему способствует замерший воздух. Практически превратившись в ночных духов, человеческие воины крадутся к опушке небольшой поляны. На самом краю освещённого круга лежат двое связанных. Один подозрительно неподвижен, а второй сидит и смотрит в направлении костра, будто завороженный. В нём без труда угадывается крестьянин: жилистый мужчина немногим старше двадцати никак не походит на несколько округлых представителей стада. Судя по облику, его охватил спасительный в его положении ступор, вызванный чудовищностью наблюдаемых в течение всего дня событий. И тут Ланакэн заметил третьего.

— Не слишком ли жесток ты с ним, Дарриал? — несмело озвучил свою неприязнь к происходящему молодой кандидат, однако старший товарищ лишь зло усмехнулся.

— Нет. Моего отца убили такие же существа. С чего мне жалеть вонючих животных? Лижи, давай, ничтожество! Что, самому мне, что ли, кнут оттирать от твоей крови? В другой раз будешь расторопнее!

Юноша лет семнадцати мелко трясся от ужаса, покорно вылизывая плетёную кожу, которая изорвала его спину. На почти мальчишеских чертах нет никакого выражения. Что-то отсутствующее и опустошённое. Будто бы в сей оболочке и не осталось уже мыслей, погасших под давлением муки.

— Ты так долго возиться будешь. Пошли к роднику. Помоешь. Не забудь котелок прихватить — у хозяев чай уже закончился, а ты не спешишь новый заварить? Может, ещё добавить для расторопности? — григстанин с холодным весельем заглянул в дёрнувшееся лицо невольника. Человек бросился к огню, схватил стоящий рядом котелок и юркнул за своим повелителем.

Тални подавленно спросил:

— Почему мы не набросимся на них?

— Потому, что они могут прикрыться мальчишкой. Раньше или позже, они отпустят его к остальным. Тогда легче будет вызволить их всех живыми! — с досадой пробормотал ответ руководитель их вылазки. Судя по полному душевных метаний взгляду, Кама пытается решить: захотел ли бы он сам выжить после эдакого унижения. К определённому выводу прийти не смог. Однако всё-таки покорился старшему соратнику. Так они ждали, пока несчастный пленник не отправился к своим друзьям по несчастью. Еды или воды ему никто и не подумал предложить. А боязнь новой боли не позволила самому сделать даже глоток, когда оттирал орудие пытки своего новоиспечённого владельца в прохладных струях родника. Сил осталось неимоверно мало — не одолел дорогу. Споткнулся и упал в траву. Тяжело сел и вдруг разразился абсолютно противоестественным смехом. Тални заметно задрожал от увиденного.

* * *

Младший фермерский, шатаясь, подошёл к остальным пленным и глянул на затихшего в полубессознательном состоянии старшего спутника. Озвучивать горькие выводы по его состоянию не стал: шагавший вместе с ними крестьянин не слишком хорошо умеет оказывать первую помощь, а григстанам всё равно — выживет или нет покалеченный ими пленный. В отличие от рождённого на воле собрата, юноша совершенно не испытывает неловкости по поводу своей наготы — на фермах одежду выдавали редко, когда был риск простудиться. Здесь же всю ткань отобрали вместе с оружием. А вот от боли тело бьёт озноб, поэтому его сотрясает мелкая дрожь, которую никак не унять. Сел рядом с селянином, стеклянным взглядом пялясь в пространство перед собой. Помолчал, а потом внезапно заговорил, не меняя отсутствующего выражения (вынужденный собеседник аж встрепенулся от неожиданности).

— Меня зовут Джаушу… Ты же заметил клеймо… Я фермерский… Я… Меня в тот день отобрали… И её тоже… У нас там обычно любят того, кого прикажут, а я в неё влюбился очень рано… Так как-то… Сильно… Без разрешения… Я так хотел ей понравиться! Потом я нашёл цветок и три дня его оберегал, пока он распустится… Как распустился, сорвал и принёс ей. Йирэ это понравилось! Она так обрадовалась! И тоже меня полюбила! А в тот день я радовался, что не… Что не остался… Я не смог бы жить один, понимая, что её больше нет… И я осмелился её поцеловать напоследок! Но нас освободили люди из Сопротивления. И жизнь продолжилась! Мы стали жить вместе с нею…