Рожденная в огне
Шрифт:
– С ним не нужно говорить. Слух о том, что ты купила дом, распространился по всей округе. Уже человек двадцать как бы случайно заходили к нам поговорить и предлагали услуги. Мерфи, конечно, тоже предоставил свою спину и грузовик.
– Значит, до конца следующей недели мы сможем покончить с этим делом – перевезем ее и Лотти. А уж тогда как следует напьемся шампанского!
Губы Брианны дрогнули, но голос был спокойным, когда она сказала:
– Тут нечего праздновать.
– Значит, я просто как бы случайно загляну к тебе, Бри, с бутылочкой под мышкой.
Брианна
– Мегги, – серьезно сказала она, – я пыталась заговорить с ней о ее пении.
– Ну и что? Повезло больше, чем мне? Она тут же мысленно выругала себя за ироничность тона, так как увидела печаль и тревогу в глазах Брианны.
– Нет, – уныло ответила та, – мать не стала со мной говорить, только разозлилась и вышла из комнаты. Правда, взяла с собой вырезки из газет.
– Уже хорошо. Может быть…
Зазвонил телефон, и Мегги с такой стремительностью слетела со стула и схватила трубку, что Брианна не могла справиться с изумлением.
– Хелло! О, Эйлин, это вы? – Разочарование в ее голосе было очевидным. Во всяком случае, для Брианны. – Да, спасибо, я получила фотографии для каталога. Они просто изумительны! Я, наверное, должна сама сказать об этом мистеру Суини. При встрече, конечно. Да, все в порядке. Вы ему скажете?
Спасибо. Всего хорошего.
– Ты начала подходить к телефону? – поразилась Брианна.
– А почему нет? Он же зазвонил. Что тебя так удивляет?
– Ты бросилась к нему, словно мать, спасающая ребенка из-под колес автомобиля.
Неужели правда? Было заметно? Как нехорошо!
– Я не люблю, если эта проклятая штука долго трезвонит над ухом, – безразличным тоном сказала Мегги. – Ладно, пошла работать.
С этими словами она первая вышла из кухни. Да черт с ним, звонит он или нет, твердила она себе по пути в мастерскую. Пускай прошло три недели со дня их последней встречи; пускай они разговаривали всего два раза за это время – какая, в сущности, разница?! Ей-то что до этого? У нее полно дел и без того! И нечего зря болтать с ним по телефону или развлекать, когда он соизволит приехать. Если это можно назвать развлечением… Нечего! Хотя он бы мог и не обещать понапрасну, если не в состоянии сдержать своих слов! – молчаливо добавила она, захлопывая за собой дверь в мастерскую.
А что до нее, обойдется и без мистера Рогана Суини, да! И без всех других. У нее есть она сама!
Мегги взяла в руки стеклодувную трубку и, спасаясь от своих мыслей, рьяно приступила к работе.
Столовая в доме Коннели была точь-в-точь такой, какую видела Мегги на экране телевизора в сериале, что показывали в тот вечер, когда умер ее отец. Все в этой огромной комнате сверкало, сияло и блестело. Вина самых лучших марок отливали золотом в хрустальных бокалах, превращаясь в бесчисленные маленькие радуги. Свет от стройных белых свечей, зажженных на столе, изящно сочетался с электрическим светом огромного пятилампового канделябра.
Люди, сидевшие за покрытым скатертью столом, были под стать антуражу помещения. Миссис Энн Коннели –
Напротив нее сидел Роган, неизменно подтянутый и элегантный; он небольшими глотками пил вино из бокала, одновременно предпринимая героические усилия, чтобы выкинуть из головы мысли о Мегги, о ее скромном жилище там, на Западе, где не так давно…
– Как приятно вот так спокойно, по-семейному, сидеть за столом, – заметила миссис Коннели, заканчивая расправляться с мизерной порцией фазана на тарелке. Больше она не могла себе позволить, так как в конце прошлого месяца с ужасом обнаружила, что прибавила в весе на целых два фунта. – Надеюсь, вы не разочарованы, Роган, что я не пригласила сегодня много народа?
– Конечно, нет, – учтиво отвечал тот. – Мне редко приходилось в последнее время проводить тихий вечер с самыми близкими людьми.
– То же самое я говорила Деннису. Мы не видели вас целую вечность. Нельзя же столько сил отдавать работе. Это слишком.
– Ничто не бывает слишком, если любишь это, – многозначительно заметил ее супруг.
– О, вы мужчины с вашей вечной работой! – Миссис Коннели с трудом удержала себя от того, чтобы толкнуть мужа ногой под столом. – Чрезмерная работа иссушает вас. Особенно, если дома нет никого, кто бы мог смягчить и утешить. Разве я не права? Кто посмеет возразить мне?
– Никто, мама, – сказала Патриция, зная свою мать и торопясь перевести разговор в другое русло. – Твоя последняя выставка, Роган, имела большой успех. Я много слышала о ней. И показ искусства североамериканских индейцев – тоже.
– Да, обе выставки удались. Мы отправляем «индейцев» в наше отделение в Корке, а работы Мегги.., мисс Конкеннан вскоре будут показаны в Париже. В последнее время она сделала еще несколько замечательных работ. Как раз по индейским мотивам.
– О, я видела. Джозеф кое-что показал мне. Помню одну из них – такой шар, наполненный разноцветными формами, образами, не знаю, как сказать. Производит изумительное впечатление. Интересно, как он делается?
– Случилось так, что я видел, как она работала над ним, – сказал Роган и запоздало пожалел, что заговорил об этом. Он вспомнил жар от печи, кровоточащие краски, снопы искр… – Видел, но объяснить так ничего и не могу.
Миссис Коннели не очень понравилось выражение его глаз, когда он говорил об этом. Она подала знак, чтобы принесли десерт, одновременно заметила небрежным тоном:
– Когда много знаешь о художнике и о процессе его творчества, это должно портить впечатление от самого произведения. Разве не так? И, вообще, они такие трудные люди! Патриция, ты еще не говорила Рогану о своем замечательном плане?