Рожденная землей
Шрифт:
Фейт открыла духовку и достала противень с горячими булочками.
– Думала, этим летом мне придется иметь дело с настоящим подростком – ну, из тех, что возвращаются с вечеринок под утро и тому подобное, – проговорила она, обмахивая пар с горячей сдобы и вдыхая ее аромат, – а в итоге у меня, похоже, два старичка на руках.
Я улыбнулась. Скорее, двое молчунов. Накануне вечером и Джашер, и я сами позаботились об ужине – каждый о своем, и почти ни минуты не провели вместе в одной комнате.
– Никогда особо не была любительницей вечеринок, где никого
– Каждое лето местная молодежь устраивает вечеринку в старом местечке Эйне. Ты можешь попросить Джашера взять тебя с собой.
– Шансы невелики, – буркнула я, когда Фейт с лязгом закрывала дверцу духовки.
Она повернулась ко мне, снимая рукавицы:
– Что такое, дорогая?
– Ничего, – промямлила я, усевшись на стул возле стойки. От запаха свежей выпечки текли слюнки. – Во вчерашней битве человека и шершня человек победил со значительным перевесом.
– Да, против него у шершней никаких шансов.
Фейт достала из раковины дуршлаг, полный помидоров, и поставила его на полотенце, лежавшее на стойке.
– Хочешь немного помочь мне? Джашер придет к завтраку в половине восьмого.
– Ты имеешь в виду, ко второму завтраку?
Она рассмеялась. Джашер вставал и начинал работу утром в половине шестого каждый день, за исключением воскресенья. От такого расписания мне хотелось плакать.
– Разрежешь их пополам? – спросила Фейт, подвигая ко мне помидоры.
Она наклонилась и достала из ящика зазубренный нож.
– Он любит запеченные.
– Конечно.
Я сняла с крючка разделочную доску и принялась за работу.
– Где Джашер научился этому трюку?
– Как заарканить шершня? Можешь верить или нет, но он умел это до того, как пришел ко мне.
– Правда? – удивилась я. – Но он же был тогда слишком юн. Джашер рассказывал, где научился?
– Не сразу. Когда я впервые увидела, как он это делает, ему было всего девять. Я бы никогда не поверила, если бы не увидела это собственными глазами. Джашер сказал мне, что просто знает, как это делается. Но он должен был где-то этому научиться. Дети не рождаются со знанием таких вещей. Он просто боялся мне сказать.
Фейт поставила противень рядом со мной.
– Но в итоге все-таки рассказал? – допытывалась я, раскладывая на противне помидоры разрезом вверх.
– Не совсем. Мне пришлось выяснить это самой.
– И каким образом тебе это удалось?
– Чтобы объяснить, как я это поняла, придется вернуться к началу всей истории.
Тетя достала из ящика ножницы и подошла к окну. Она отрезала несколько стеблей от одного из растений и поднесла их к моему носу:
– Понюхай.
Резкий запах ударил мне в нос, глаза заслезились.
– Уф, – скривилась я.
– Нет ничего лучше свежего орегано с помидорами, – промурчала Фейт с улыбкой.
– Поверю тебе на слово, – ответила я, на самом деле желая вернуться к разговору о Джашере. – Не знаю, как у тебя, а у меня целый день свободен. Вряд ли он будет против того, чтобы ты рассказала мне эту
– Да, дорогая, я знаю, это так, – прореагировала Фейт, – просто это довольно личная и мрачная история, если ты понимаешь, о чем я.
Я не поняла, но кивнула.
Она глубоко вздохнула:
– С чего бы начать… Мать Джашера, Мод, бедная женщина, умерла при родах.
Фейт полила помидоры оливковым маслом и посыпала орегано – аромат разлился по всей кухне.
– Да, я читала о ней в твоих письмах. Что с ней случилось?
– У нее было кровотечение, и она умерла от потери крови, что само по себе трагично. Но самое странное, что она умерла до того, как успела родить Джашера. Мы должны были потерять и малыша, но… – тут она сделала паузу, – я никогда не видела ничего подобного.
– Что ты имеешь в виду?
От выражения отстраненности на ее лице у меня побежали мурашки.
Фейт поставила противень с помидорами на гриль и закрыла духовку. Она повернулась ко мне:
– Если беременная женщина умирает, младенец умирает тоже. Иногда ребенка удается спасти с помощью кесарева сечения, но всё произошло так быстро, и мы были так сосредоточены на том, чтобы остановить кровотечение, что это застало нас врасплох. С момента начала кровотечения до клинической смерти прошли считаные мгновения – ни дыхания, ни сердцебиения. И самое невероятное в том, что, пока мы пытались что-то придумать, чтобы спасти ребенка, тело Мод продолжало рожать.
Я увидела, как тетю пронзила дрожь.
– Мы все понимали, что стали свидетелями чуда. Ее тело продолжало тужиться еще полчаса. Мы не знали, что делать, – бедный малыш оказался уже в родовом канале, когда мы пришли в себя. Это было одновременно потрясающе, ужасно и невероятно.
Какое-то время мы обе молчали. Мурашки поползли к голове, когда я представила труп беременной женщины, чье тело сотрясают родовые схватки и чьи глаза при этом мертвы и больше ничего не видят. К горлу подступила тошнота.
– Это была хорошая мать, вот что я скажу, – произнесла Фейт, – и она продолжала любить свое дитя даже с того света.
– Но как это возможно? – Я взяла из буфета стакан и налила себе воды. – Ты узнавала у кого-нибудь, бывали ли раньше такие случаи?
После нескольких больших глотков у меня заурчало в животе. Я приложила к нему руку, не совсем понимая, доволен он или нет.
– О да, – ответила тетя. – Мы все тогда были в замешательстве. Заведующий больницей сразу же обратился к картотеке и запросил отчеты о похожих случаях. Ни одного не пришло. Я послала письмо своему старому университетскому другу – человек принял около сотни родов, – и он тоже никогда не слышал о подобном. Посоветовал оставить поиски. Отец Джашера был не слишком доволен той шумихой, которая возникла вокруг этого случая – последовало бесчисленное количество просьб об интервью и исследованиях. Он был против всего этого. И я его не виню.