Рожденные на улице Мопра
Шрифт:
— Сизый, не суетись под клиентом. Сдавай!
— Он в университете учился. В Москве, — услышал Алексей голос ефрейтора-писаря Глебова. — Ему Пряник отделение при начальнике разведки отдает.
— Ах, из Москвы! Ну, москвичи в армии — самые чмошники. Счас мы его построим в колонну по шесть…
— Родом он не из Москвы, — прибавил Глебов.
— А это те же яйца, только в профиль!
Противно задребезжала внутри струна страха. Алексей стиснул зубы, для храбрости припомнил суровое лицо комбата Запорожана, его слова
— Сержант! Три секунды — подъем!
— Больше ничего не хочешь? — на грани срыва удержался Алексей, ответил спокойно.
— Борзый, что ли? Подъем, я сказал! — Он опять ткнул кулаком в бок.
Алексей быстро спрыгнул с койки, с разбуженным гневом, горячо дыша, почти нос к носу уткнулся в обидчика, заговорил шепотом:
— Пойдем на улицу! Один на один! Без свидетелей! Пойдем! Один на один! Ну? Деремся на кулаках. Можно без сапог, босыми… Ну? Пойдем!
Поблизости, почти рядом раздался голос:
— Сизый, оставь его! Потом разберетесь.
Обидчик отступил. Но поражения своего не засчитал, схватил подушку с койки Алексея, рыкнул:
— За подушкой придешь!
— Прибегу, — тихо кинул Алексей, вглядываясь в лицо парня, который изолировал забияку Сизого.
— Я ту же учебку под Питером прошел. Полгода назад приехал. Теперь черпак… Артем Кривошеин. — Он протянул руку для знакомства. — Сизого не боись. Тут похлеще есть. Пойдем в курилку перекурим. Про майора Зыка расскажешь.
Алексей надел портки и сапоги с портянками, прежде чем идти за Артемом. Курилка смежно граничила с просторной умывальной комнатой, где по обе стороны шли ряды раковин. Здесь, возле умывальников, стояла группка солдат — кто в тельняшке, кто в нательной рубахе, кто по полной форме. Они все напряженно курили, говорили тихо, заговорщицки, и в то же время не таясь. Среди них выделялся верховод Нестеров, которого все звали Нестором, с худым лицом, худым острым носом и пронзительными глазами. Глаза у него лихорадочно блестели.
— Сапогами не бить. Только руками, только в морду. Чтоб завтра вся морда оплыла… Иди зови! — приказал Нестор одному из товарищей.
В умывальную вошел «дембель Советской Армии», парадно разодетый в расшитый аксельбантами китель. Пьяный, вальяжный.
— Чего надо, Нестор? — прорычал дембель. Перед ним сперва расступились, но потом плотно окружили со всех сторон.
— На колени, Кусок! На колени, сука! На колени! — выкрикнул Нестор, схватил дембеля за грудки.
Сзади к Куску подскочил парень, ловким движением ударил ему по сухожилиям под коленями, и Кусок почти в одно мгновение пал на колени. Он мог бы, наверное, сопротивляться, но не делал этого. Его лицо, раскрашенное красными пьяными пятнами, побледнело, глаза застыли в страхе и недоумёнке.
— Ты чего, Нестор? — пожаловался он.
— Всё, Кусок, теперь расчет! — сказал
Кусок свалился с колен на бок. Дальше, как по команде, пошло: его били в лицо, наклонялись и безжалостно с размаху, с остервенением всаживали кулак. Кусок пробовал заслонить лицо руками, но руки его отдергивали и кулаки печатали и печатали ему «расчет».
В злобном воздухе голоса:
— Сука! Гад! Поиздевался!
— Мразь! Урод!
— Ублюдок!
Кто-то в азарте расправы не сдержал уговора, и удар сапогом пришелся Куску в живот. Тут же и еще чей-то сапог влетел с тихим шлепком в лицо «дембеля». И еще — один сапог. И еще.
— Стойте, мужики! — выкрикнул Алексей, став невольным свидетелем. — Стойте! Вы его убьете. Всех посадят… Стойте!
Голос незнакомого человека подействовал отрезвляюще. Поверженный Кусок с разбитым лицом лежал на бетонном полу неподвижно, но чувствовалось, дышал… Живой.
— Ты кто такой? — спросил Нестор.
— Новенький. Только что прибыл, — ответил Кривошеин.
— Свали отсюда! — выкрикнул Нестор, толкнул Алексей двумя кулаками в грудь. — Он, сука, над тобой не измывался. А мы все… Я слово себе дал, что отомщу.
Алексей отошел в сторону.
Нестор демонстративно расстегнул ширинку и стал мочиться на Куска, на его парадный китель. Другие дембеля больше по казарме не слонялись.
Алексей долго не мог уснуть. Без подушки было непривычно, неловко. Но бессонница мучила по иной причине…
Утром дневальный не очень громко, с ленцой, слова в растяжку, прокричал:
— Ба-та-рея, подъем!
Кто-то повскакивал с койки, кто-то медленно слез, кто-то по-прежнему беспробудно спал. Одна из нижних коек (нижний ярус в армии — привилегированный) скрипнула, шевельнулась, одеяло распахнулось и открыло воина с волосатой грудью и татуировкой на плече: роза в стакане.
— Аскар! Аскар! — с похмельной хрипотой прокричал воин.
В казарме раздался топот сапог. К койке подбежал маленький узбек-дневальный, узкоглазый, так что не понять, что отражают его глаза. Он присел на корточки, подставил спину, выругался: «блят!» Татуированный воин, словно неуклюжий медведь, взгромоздился ему на плечи. Узбечонок, покряхтывая от тяжести, поддерживая живую ношу за ноги под колени, потащил ее по казарме в сторону уборной.
Алексей поймал ухмылистый взгляд Артема Кривошеина.
— Дедушку посикать повез, — объяснил Артем.
— Обратно привезет?
— Ну не пешком же ему возвращаться.
Через пару часов, несмотря на всю утреннюю разболтанность, батарея управления, начищенная, умытая и побритая, прежде чем выйти на плац на полковой развод, предстала пред очи комбата. Капитан Запорожан был по-прежнему суров, неулыбчив, сутул и кривоног…
— Равняйсь! Смирно! — прокричал старшина Максимюк, сделал доклад комбату.